Я почти охрипла, рассказывая обо всем, что произошло с момента моего побега. О маме и папе, о поступлении в университет, об отношениях с Кэдерном. Я не стала рассказывать, что Карнатар первым нашел меня, и о том, как именно он меня нашел. Не стала я рассказывать и о Смиле. Его и так ожидало потрясение.
– Ты была счастлива? – спросил отец.
– По большей части да, – ответила я. – У меня была хорошая семья. Лучше вы не смогли бы найти.
– Ты знаешь… – отец побледнел.
– Я услышала ваш разговор с Карнатаром. Вы хотели отдать меня.
– И сбежала.
– Сбежала, – вздохнула я. – Папа, прости меня. Я скучала по дому, правда. Но чем дольше ты вязнешь во лжи, тем сложнее из нее выбраться.
– Дейнатара!
Он обнял меня и погладил по волосам.
– Ты даже не представляешь, как я счастлив, что с тобой все хорошо, моя девочка. Ты останешься? Или уедешь к семье? Я не стану препятствовать, если ты не захочешь оставаться во дворце. Я в огромном долгу перед тобой. И за спасение моей жизни. И за боль, причиненную тебе в детстве.
– Мою семью выслал Карнатар. Они помогли мне, а он их объявил преступниками и выслал…
И я поняла, что проговорилась. Села, испуганно глянула на отца, который застыл на месте.
– О чем ты говоришь? Карнатар выслал твоих родителей? Он ведь не знает, что ты вернулась.
Я закусила губу.
– Отвечай, Дейнатара!
– Он знает. Он заставил меня вернуться.
– Как давно?
– Чуть меньше трех месяцев назад, – пришлось сознаться.
– И он выслал твоих приемных родителей?
Я кивнула.
– Мы вернем их, не беспокойся. – Его голос снова стал ласковым. – А с Карнатаром я разберусь.
Не понравилось мне что-то в этой фразе. То ли интонация, то ли опять накатило предчувствие. Но думать не хотелось. Меня в этой семье впервые в жизни любили, меня слушали!
– Ты любишь Кэдерна? – спросил отец.
– Не знаю. Он хороший. Мне с ним спокойно.
– Он обижает тебя?
Я помедлила, прежде чем ответить.
– Нет, не обижает. Я сама виновата почти во всем. Врала, молчала, притворялась. Отсюда все проблемы. Мы разберемся.
– Ты так выросла… мне жаль, дорогая. Мне так жаль!
– Я знаю. Мы справимся. И я не уеду.
– Дайте боги, чтоб было так… Тебе что-нибудь нужно?
– Есть хочу, – призналась я. – Очень.
– Значит, сейчас будем ужинать. Если это слово применимо к данному времени суток.
Я посмотрела на часы, было около двенадцати. Я зевнула.
– Устала?
– Устала, – вздохнула я. – Слишком много всего. Я так боялась этого разговора!
– Я бы рад отправить тебя отдыхать, девочка, но мне нужно дать объяснения по поводу случившегося. Арестованы несколько советников, прошел слух о гибели служанки. Мое долгое отсутствие вызовет пересуды. А потом я хотел бы представить тебя двору и сообщить о твоем возвращении.
– Хорошо, – согласилась я. – Потерплю. Лучше уж покончить со всем этим сейчас.
– Ты действительно останешься? – с несвойственной ему улыбкой спросил отец.
– Останусь. Только я хотела бы вернуться в университет и закончить его. Брошенное образование не входит в список положительных качеств принцессы.
– Все, что захочешь, – сказал папа, заключая меня в объятия. – Только не пропадай больше.
А я и не хотела убегать. И пусть впереди грядет битва за жизнь, пошатнется вера людей в Старейшин, я все равно хотела быть здесь. Неравнодушный отец и надменный брат были моей семьей. Теперь моей семьей были любящий папа, веселый брат, названая мать. А также Эри, которая еще ничего не знает, ее Тар, который вскоре на ней женится, мои приемные родители, которые скоро вернутся домой, и Кэд, которого я обязательно смогу полюбить.
Ради этого стоит бороться не только с пророчествами Старейшин, но и с самой судьбой.
Глава четырнадцатая
Надевая серебряное платье, купленное Силианной, я волей-неволей возвращалась мыслями к книге. Она лежала открытой на той странице, где я остановилась. Следовало покончить с этой историей, прежде чем принцессу Дейнатару представят всем.
Я провела пальцем по обложке, рассматривая изображение Мадлен. Ее алые волосы были единственным ярким пятном на картинке. Я посмотрела в зеркало. Наверное, если бы какой-нибудь режиссер решил поставить историю этой девушки в театре, я бы стала идеальной актрисой для этой роли. Именно так должна была выглядеть Мадлен – усталая, осунувшаяся, напуганная. Жалкое зрелище, должно быть.