Лукас Синт нашёл плоский, гладкий камень и улёгся на него вытянувшись во весь свой немаленький рост. Камень был горячим, нагретым солнечными лучами настолько, что на нём почти невозможно было лежать. Но сир Лукас испытывал неожиданное удовольствие от этого жара, исходившего от мёртвого обломка скалы, который казался ему сейчас практически живым. С каких пор ему так полюбилось тепло? С промозглых холодных, продуваемых холодными ветрами каменоломен в которых почти невозможно было хоть немного согреться? Или это был вестник надвигающейся старости? Синт смотрел в голубое прозрачное небо по которому белыми пятнашками разбросаны были кучерявые крохотные облачка, похожие на маленьких потерявшихся овечек и чем больше он смотрел на это небо тем больше ему казалось, что оно всё ближе и ближе, так близко, что можно дотронуться до него рукой. Синт повернул голову, горная гряда тянулась вдаль к самому горизонту. Склоны гор поросли зелёной, уже кое-где выгоревшей на солнце травой, высокие вершины на горизонте увенчаны были белыми снежными шапками. Лукас попробовал вспомнить, за что он не любит горы. Кажется, дело было в том, что в горах все те воинские приёмы, которым он научился за свою долгую жизнь, практически не работали. И ещё дело было в горцах. В этих мрачных злобных и коварных людях, которым нельзя было доверять. И всё же Синт не мог не признать что здесь красиво, очень красиво. Сир Лукас услышал негромкое фырканье своей лошади, которую он обычно пускал пастись на другую сторону холма, там, где был вход в пещеру, приютившую его прошлой ночью. Дорога из города проходила внизу в лощине и была перед Синтом как на ладони. Лежа на своём камне, он наблюдал, как время от времени под его ногами проезжала крестьянская телега, запряжённая худой тощей лошадёнкой. Или какой-нибудь всадник на низкой мохнатой лошадке проносился торопясь куда-то, сопровождаемый клубами дорожной пыли. Если пойдут дожди, эта дорога превратится в грязевое болото и тогда проехать по ней обозу будет почти невозможно. Синт думал о том, что он услышал стоя в тени конюшни. Сэльма сказала, что Канцлер пытается договориться с главами других кланов. Заставить горцев воевать друг с другом, было бы для них самым разумным решением. Синт отметил про себя, что уже стал думать об этом Рагне и его друзьях как о своих. Лукас вспомнил как после бегства с каторги он скитался, боясь людей, прятался. Он почти одичал, дошёл до животного состояния, одежда его превратилась в лохмотья. Незадолго перед встречей с Хатчем он наткнулся на заброшенную хижину и разжился кое-каким тряпьём. Тогда же он всё-таки решил вернуться к людям. Не встреть он тогда Рагну, чтобы с ним было? Синт задумался об этом Хатче. Он слышал о наёмнике по кличке Волк, о нем ходили страшные слухи один причудливее другого. Тем сильнее был контраст, когда сир Лукас познакомился с ним. Синт подумал, что как это не удивительно Рагна Хатч оказался совсем мальчишкой, впрочем, ему теперь все люди младше сорока лет казались детьми. Совершенно неудивительно, что этот Рагна, будучи столь одарённым воином, так и не заработал себе на безбедную жизнь. Такие как он всегда нищие. Такие? Этот юноша выбирал за кого сражаться не по принципу кто больше заплатит, а по справедливости. Ну, как он её своими деревенскими мозгами понимал, конечно. Синт перевернулся на другой бок и, приподнявшись на локте, уставился на дорогу внизу, прищурив единственный глаз. Из-за скалы появилась его лошадь, изо рта у неё торчал пук травы.