Пропавшая сестра

Белл подошла к окну, чтобы полюбоваться красивым видом. Она продолжала думать об Эдварде. Может, он действовал из добрых побуждений? Может, хотел скрыть от нее правду о виновности матери? И причина, почему Белл не может увидеть докладную записку, была какой-то расплывчатой. Возможно, история о похитителе-бирманце – не выдумка. Будь Диана по-настоящему виновна, разве ей разрешили бы уехать? Противоречивые варианты подстегивали мысли Белл, пока у нее не закружилась голова. Потом, вспомнив про анонимную записку, она полезла в сумочку, достала конверт и повернулась к Оливеру:

– Я тоже хочу кое-что вам показать… Конечно, это всего лишь глупая записка, – небрежным тоном добавила Белл, пытаясь скрыть, что та по-прежнему не дает ей покоя.

Оливер развернул записку и прочел вслух:

– «Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…» – Он с беспокойством посмотрел на Белл. – Когда вы получили это?

– Несколько дней назад. Конверт подсунули под дверь мой комнаты.

– Кто, по-вашему, мог бы это сделать? Есть какие-нибудь догадки? – (Белл покачала головой.) – Но с тех пор вы продолжаете ломать голову над тем, кому можно доверять?

– В общем-то, да. Немного.

– Включая меня?

Она пожала плечами и, не отваживаясь встретиться с ним взглядом, пробормотала:

– К вам это не относится.

Оливер подошел ближе и положил теплую ладонь ей на плечо:

– Кто бы ни сочинил эту записку, он поступил чертовски жестоко.

Белл смущенно отодвинулась, потом взглянула в его лучистые глаза, и ей стало легче. Этот человек вел себя с ней порядочно и был настолько открытым, что ей захотелось обнять его и долго не разжимать рук. Слишком многое в ее рангунской жизни было непостижимым и ненадежным. А в ее отношениях с Оливером существовала какая-то ясность. Во что бы ни вылились эти отношения, Белл радовалась им.

– Белл, вы не одиноки. Я на вашей стороне. Обещаю.

Сила его взгляда убеждала. Но если он был на ее стороне, кто же тогда находился на противоположной?

Глава 24

Диана, Челтнем, 1922 год

Стоило мне погрузиться в воспоминания о Рангуне, как в мою комнату вновь заходит Дуглас. Я торопливо мигаю, заставляя себя вернуться в настоящее.

– Как ты сегодня? – спрашивает он.

Я всматриваюсь в его непроницаемое лицо. Как он спокоен и собран. Постараюсь и я быть такой же.

– Благодарю, хорошо.

– Давай присядем.

Я сажусь на стул. Дуглас тут же переходит к делу:

– Ты подумала над предложением Симоны?

Я киваю, однако не хочу признаваться, насколько принятие решения выбило меня из колеи. Я и сейчас еще не до конца уверена.

– И что ты решила?

– Учитывая все обстоятельства… думаю, это наилучший вариант.

– Я рад.

«Еще бы ты не был рад», – думаю я, но вслух об этом не говорю. Я пытаюсь объяснить свое отношение, но теряю нить и умолкаю на полуслове.

– Я бы не отправил тебя туда против твоей воли, но ты полюбишь этот коттедж, – говорит он, словно не слыша моих сбивчивых слов.

– Ты видел дом?

– Конечно. Стены из котсуолдского камня, до дома Симоны рукой подать. Он с трех сторон окружен красивым садом.

Это мне нравится, и я улыбаюсь. Я ведь так люблю мои цветы.

– И деревня очень живописная. Она называется Минстер-Ловелл. Тихая. Рядом река. Симона знакома с хорошим врачом, который будет навещать тебя на дому. В деревне есть паб, мельница, магазинчик, где торгуют всякой всячиной, и замечательная пекарня. Они сами доставляют свежую выпечку.

Я киваю.

Дуглас наклоняет голову, и я успеваю заметить, как поредели его волосы. Макушка моего дорогого мужа совсем лысая.

– А теперь нам необходимо обсудить условия, – говорит он.

Выражение лица у него очень серьезное, а в глазах я улавливаю отблеск беспокойства. Должно быть, условия волнуют и его.

За стенами дома сегодня шумнее, чем обычно. Я встаю со стула и подхожу к открытому окну. Ветер усиливается. Я вижу, как он треплет ветви деревьев. Похоже, надвигается гроза. В гостиных домов на противоположной стороне парка уже светятся окна, хотя часы показывают всего три часа дня.

– Диана!

– Да, – отвечаю я, поворачиваясь к нему.

– Пожалуйста, подойди и сядь.

Я подчиняюсь и пристально смотрю на Дугласа. Почему его лицо стало таким напряженным?

– Дело в том… Я считаю, что принимаемое нами решение будет в интересах Аннабель. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Конечно. – Я стараюсь говорить спокойно и рассудительно.

– Оно может показаться жестоким. – (Я начинаю моргать; от этой фразы меня охватывает беспокойство.) – Но я не считаю, что общение с тобой идет нашей дочери на пользу.

– Эльвире, – вырывается у меня.

– Диана, нашу дочь зовут Аннабель, и ты это знаешь.

Какая дурацкая ошибка! Я начинаю волноваться. Хочется спрятать лицо в ладонях. Но мы же все допускаем ошибки. С кем не бывает? Я чувствую, что Дуглас ждет моих слов.

– Конечно. Конечно. Так, кто… – Я замолкаю, не закончив фразу.

Его глаза ненадолго теплеют.

– Лучше, если я буду воспитывать ее один. Нестабильность твоего состояния только нервирует ребенка. Она не понимает, почему ты не заботишься о ней.

– Я забочусь, – возражаю я, чувствуя жар в веках.