Пропавшая ватага

Ну да, так оно и было – не зря же парнишка учился, да еще и не у самого последнего из колдунов великого народа. Однако с белыми все обстояло немного иначе – у них было свое, очень сильное колдовство, всегда противостоящее любому вмешательству сир-тя. Бледнокожие верили в странного распятого бога, умиравшего и возрождавшегося вновь, подобно могучему Хозяину Священной березы. Верили и в других богов, поменьше, они называли их «святые», имелись у бледнокожих и очень сильные обереги в виде перекрещенных палочек, эти обереги каждый носил на шее. Всегда. Сильный колдун, конечно, мог услышать мысли белых варваров, но вот заставить что-то сделать – тут надо было очень сильно стараться, призывая на помощь целые сонмища духов и богов. И еще не следовало забывать, что с расстоянием колдовская сила слабела, и так же сложно было колдовать в присутствии висевших на стенах в жилищах варваров амулетов – «распятиях» и «иконах». Много было всего – славный господин и учитель Енко Малныче объяснил, как смог, несколько раз подчеркнув, что нынче многое зависело от того, сможет ли выполнить свою миссию Нойко.

– Выполню! – стиснул зубы подросток. – И всего добьюсь. Кстати, пора бы и поторопиться уже.

Юный Джереми Смит, до глубины души потрясенный случившимся сегодня действом, к общему веселью ныне не присоединился, не чувствовал в себе особой радости, тем более капитан грубо отругал его за убитого дикаря и пригрозил вычесть из доли три кроны. Три кроны… Хорошо, не соверен! Да чтоб он этими деньгами подавился.

Не хотелось веселиться – перед глазами все время стояла та мерзкая сцена, – и парнишка, с разрешения дежурного офицера подменившись с одним из вахтенных, забрался на марсовую площадку и долго смотрел на море. Солнце в этих северных краях летом никогда не садилось, без толку катаясь по небу тусклым золотистым шаром. Вот и сейчас, вечером, оно надоедливо светило в глаза, прочертив сверкающую дорожку от корабля до мыса… На котором тоже что-то блестело… Что? Вот снова…

Свесившись вниз, Джереми доложил обо всем вахтенному офицеру – им был щеголь Джеймс Фогерти, лекарь, палач и рубака.

– Сверкает, говоришь? – Фогерти поднял зрительную трубу. – Что ж, юнга. Взглянем.

Всегда невозмутимое лицо кондотьера неожиданно вытянулось, на губах заиграла улыбка.

– Однако…

Сунув оптику за пояс, он быстро зашагал на корму к капитану и в двух словах доложил:

– Там, на мысу, человек, сэр. Думаю, что мертвый. Но сверкает!

– Что значит – сверкает? – оторвался от трубки сэр Джон.

– Похоже, на нем золотое ожерелье, сэр! И браслеты. И кольца.

Бишоп недоверчиво скривился, но все же махнул рукой:

– Берите шлюпку, вахтенных и посмотрите. Отправляйтесь сами, Джеймс.

Кивнув, Фогерти поспешил в шлюпку. Мерно взмахнули весла, и через десяток минут суденышко уже причаливало к каменистому берегу.

– Вон, вон он лежит, на мху, за камнем! Молодой совсем, – указал веслом матрос. – Похоже, живой – шевелится. Эвон, привстал, кричит что-то…

Смуглый и тощий – однако с головы до ног увешанный золотом! – незнакомец, совсем еще молодой, подросток, помахал морякам рукой и громко закричал по-русски:

– Эй, здравы будьте, ага!

Крикнул и, звеня золотыми побрякушками, снова повалился в мох. Матросы алчно переглянулись, и Фогерти поспешно махнул рукой:

– Забираем парня с собой, пусть капитан разбирается.

Вернувшись, кондотьер сразу же доложил о подобранном незнакомце, впрочем, спустившийся с кормы хозяин «Святой Анны» и сам все прекрасно видел. Правда, разбираться пока не стал.

– Он что, пьян, что ли?

– Да вроде не пахнет, – Фогерти пожал плечами. – Мухоморами, наверное, обпился.

– Ладно, черт с ним, завтра разбудим. Давайте пока в трюм, – распорядился Бишоп и, подумав, добавил: – Побрякушки-то с него снимите.

Кондотьер обернулся:

– Зачем? Этот парень что-то кричал по-русски, а значит, его можно будет расспросить, поговорить добром – быть может, он приведет нас к целой золотой горе!

– К золотой горе, говорите? – покачав головой, капитан упер руки в бока и гулко расхохотался. – Заходите в салон, Фогерти. Посидим.

Проспавшийся парень оказался весьма дружелюбен и словоохотлив, жаль, что офицеры «Святой Анны» не столь хорошо знали русский. Бедолагу извлекли из трюма уже ближе к полудню, растрепанного и слегка помятого, но вполне веселого и явно желавшего потрепать языком.

– Меня зовут Хэй! Хэй с Болотного ручья, так называется наша деревня! Потому что у нас ручей, вот! И вытекает он из болота, а вы небось подумали, что из озера или родника. А вот и нет! В озеро он как раз втекает. Что, не верите? Но ведь не может же ручей втекать в родник!

– Что он там мелет? – Бишоп обхватил болевшую с утра голову руками.

– Да несет всякую чушь, – ухмыльнулся Фогерти. – Надо подробно расспросить о его деревне. Далеко ли от моря, сколько там жителей? Есть ли золото, и сколько?

– Вот-вот, Джеймс, – спрашивайте!