— Не надо так волноваться, мамочка, — самым спокойным тоном сказала Эверил. — Мне очень, жаль, что ты узнала все из этого гнусного письма. Но, рано или поздно, ты все равно бы узнала об этом.
— Ты хочешь сказать, что все это правда? Что ты и доктор Каргилл…
— Да, мамочка, — кивнула Эверил.
— Но это же безнравственно! Это ужасно! — сдавленным голосом воскликнула Джоанна, хватаясь рукой за сердце. — Мужчина такого почтенного возраста, да еще женатый… и ты, молодая девушка, которой не исполнилось еще и…
— Перестань, мама! — резко оборвала ее Эверил. — Не надо делать из банальной житейской ситуации деревенскую мелодраму. Ничего страшного в этом нет. Все это складывалось постепенно. Жена Руперта инвалид, ты это знаешь сама. Она вот уже много лет не встает с постели. Мы с доктором… Мы просто помогаем друг другу как можем. Вот и все.
— И все? Да, в самом деле! — воскликнула Джоанна, наконец в полной мере овладевшая собой и своим голосом.
Она вылила на дочь поток самых гневных упреков, в ответ на которые Эверил лишь презрительно усмехалась и пожимала плечами. Буря, разразившаяся над нею, как видно, совсем не страшила девушку. Наконец, когда гнев Джоанны иссяк и она умолкла, утомленная и разбитая, Эверил подошла и положила ей руки на плечи.
— Мамочка, я очень хорошо понимаю твои чувства, — со вздохом сказала она. — Даже скажу, что я и сама бы ощущала то же самое, будь я на твоем месте. Впрочем, от кое-чего из того, что ты тут мне наговорила, я бы все-таки воздержалась. Но мы не можем противостоять свершившимся фактам. Руперт и я нужны друг другу. Мы хотим быть вместе. И хоть я очень сожалею, что эта новость так неприятно поразила тебя, но действительно не понимаю, какое отношение это имеет к тебе? И потом, что ты можешь поделать?
— Какое отношение ко мне? Да ты понимаешь, что ты моя дочь? Я сегодня же все расскажу отцу!
— Бедный папочка. Ты в самом деле решила расстроить его?
— Обязательно! Уж он-то найдет способ тебя приструнить!
— Он тоже ничего не сможет поделать. Эта новость просто очень его расстроит и, может быть, надолго выбьет на колеи. А ведь ему нужно беречь нервы для работы, не забывай об этом.
Джоанна, немного отдохнувшая, с новой силой обрушила на дочь поток упреков, но Эверил так и осталась невозмутима и непреклонна среди бушующей над нею бури материнского гнева.
Вечером Джоанна все рассказала Родни.
— Я не в силах отделаться от ощущения, что это у нее просто поза, демонстрация своего "я". Не может быть, чтобы Эверил в самом деле питала к нему столь сильное чувство!
Родни покачал головой.
— Ты ее не понимаешь, — сказал он. — У Эверил чувственности гораздо меньше, нежели рассудочности и сердечности. Если она полюбит, то полюбит сильно и глубоко, и тогда я сомневаюсь, чтобы она вообще отказалась от своего чувства.
— Ох, Родни, я думаю, что все это чепуха! В конце концов, я лучше тебя знаю нашу Эверил. Все-таки я — ее мать.
— Это еще не значит, что тебе известны все тайные закоулки ее души, дорогая. Эверил всегда скрывала от нас свои намерения, но не в силу необходимости, а повинуясь собственному выбору. Глубоко чувствуя и переживая, она тем не менее почти не выражает своих чувств в словах, ты заметила?
— Для меня это слишком глубокомысленно, Родни.
— Дорогая, поверь мне, что дело обстоит именно так, — медленно проговорил Родни, глядя жене прямо в глаза. — В этом состоит ее настоящий характер, и с ним надо считаться.
— Мне кажется, Родни, что ты преувеличиваешь сложность проблемы. Все это не что иное, как простое желание школьницы немножко пококетничать со взрослым мужчиной. Она просто обольщает себя несбыточными надеждами и дает волю своему воображению…
— Джоанна, дорогая моя! — резко оборвал ее Родни. — Я вижу, разуверять тебя совершенно бесполезно. Поверь мне, у нашей Эверил серьезное чувство к доктору Каргиллу, очень серьезное!
— Тогда с его стороны это просто свинство! Настоящее свинство!
— Да, именно так у нас в городке и скажут обо всем этом, когда дело получит огласку. Но попробуй поставить себя на его место! Жена — инвалид, а рядом — юная, красивая девушка, чье щедрое сердце полно страсти и благодарности, если получает от него хоть редкие знаки внимания.
— Да она моложе его на целых двадцать лет! — воскликнула Джоанна.
— Да, я знаю об этом, Будь он моложе лет на десять, и искушение для него было бы не столь сильным, я согласен.
— Нет, он просто мерзкий, очень мерзкий человек!
Родни вздохнул.
— Он не мерзкий, дорогая. Он просто человек. Он прекрасный и очень достойный человек, который глубоко предан своей профессии. Он человек, которой выполнил огромную научную работу, выдающуюся по своему значению. Между прочим, он всегда неизменно добр и ласков со своей больной женой.
— Тебя послушать, так он — самый настоящий святой! — проворчала Джоанна.