Пропавшая весной (Вдали весной)

— Нет, до святого ему, я думаю, далеко. Да и у большинства святых тоже были свои страсти и слабости, дорогая. Святые редко бывали бескровными, бесчувственными существами. Ты и сама это знаешь. Нет, доктор Каргилл обыкновенный человек. Обычный нормальный человек, который способен и любить, и страдать. Который, мне кажется, способен даже разрушить собственную жизнь и свести на нет все свои жизненные достижения. И все это из-за страсти. Поверь мне, он очень зависим.

— Зависим от кого? — не поняла Джоанна.

— От нашей дочери, от Эверил, дорогая, — медленно проговорил Родни. — Так что теперь все решает она. Впрочем, она все и решит, причем в той мере, насколько ей хватит душевной силы и дальновидности.

— Нет, Родни, извини, но я этого не понимаю, — энергично начала Джоанна. — Я считаю, что мы должны немедленно отправить ее куда-нибудь подальше отсюда, в какой-нибудь круиз. Например, в Скандинавию или на греческие острова. Словом, куда-нибудь подальше и на продолжительное время.

Родни усмехнулся.

— Ты имеешь в виду выход, который нашли родители твоей школьной подруги Бланш Хаггард для своей дочери? Как ты сама помнишь, успеха эти меры не принесли.

— Ты полагаешь, что наша Эверил тоже сбежит в каком-нибудь порту и вернется назад? — упавшим голосом проговорила Джоанна.

— Я вообще сомневаюсь, что нам удастся отправить Эверил в такой круиз.

— Чепуха! Мы ей просто прикажем. В конце концов, мы родители ей или нет?

— Джоанна, дорогая, — со вздохом произнес Родни. — Пойми, мы вынуждены считаться с обстоятельствами. Ты не можешь заставить совершеннолетнего человека делать то, что ему не хочется. Мы не имеем права ни держать Эверил взаперти, ни силой отправить ее подальше из Крайминстера, если она сама того не хочет. Признаться, мне и самому не хотелось бы так поступать. Все это лишь полумеры, они не решат всей проблемы. Мы с тобой можем только попытаться убедить Эверил теми аргументами, с которыми считается она сама. Ты понимаешь меня?

— И что это за аргументы? — спросила Джоанна, с недоверием просмотрев на мужа.

— Реальность. Истина. Факты.

— А почему бы тебе не пойти к доктору Руперту Каргиллу и не припугнуть его публичным скандалом? — спросила вдруг Джоанна.

Родни снова вздохнул и покачал головой.

— Я боюсь, Джоанна, что это лишь усугубит проблему. Да, очень усугубит!

— Что ты имеешь в виду?

— Я боюсь, что в этом случае Каргилл бросит все к черту и уедет вместе с нашей Эверил туда, где никто их не найдет.

— Ты думаешь, он способен бросить все, и карьеру, и свое будущее крупного ученою?

— Вне всякого сомнения. Впрочем, его научная карьера не пострадает, но его поступок, непременно, вызовет определенный общественный резонанс, который, в его обстоятельствах, послужит ему отнюдь не на пользу.

— Но тогда, если он и сам отдает в этом себе отчет…

— Да ты понимаешь, Джоанна, — резко возразил Родни, — что его в настоящее время нельзя считать нормальным человеком! Джоанна, ты вообще хоть что-нибудь знаешь о любви?

Смешнее вопроса Джоанна представить себе не могла!

— Но только не о такой любви, Родни, осмелюсь тебе возразить! — обиженно воскликнула она.

И тут Родни ее чрезвычайно удивил. Он горестно улыбнулся и развел руками.

— Бедная моя Джоанна! — произнес он так, словно разговаривал с маленьким ребенком.

Поцеловав ее осторожно и бережно, одним лишь касанием губ, он повернулся и спокойно вышел из комнаты.

Все-таки очень любезно с его стороны, думала она, понять, как она несчастна, как она страдает, наблюдая за несчастьем своего собственного ребенка.

Да, это было сложное время. Эверил молчала, не отвечая никому ни слова, и не разговаривала даже с матерью.

"Я хотела сделать как лучше — думала Джоанна. — Но что можно поделать с девчонкой, которая не желает даже выслушать вас?"

На все вопросы матери Эверил, бледная и невозмутимая, отвечала, если только отвечала, лишь одно:

— В самом деле, мама! Сколько можно? Все одно и то же! Все говорим, говорим, говорим… Я прекрасно понимаю вашу точку зрения, но ведь вы с папой совсем не хотите считаться с фактами!

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, прохладным сентябрьским вечером, Эверил, бледная, с ввалившимися глазами, застав обоих родителей в гостиной, сама не начала разговор.

— Я думаю, — сказала она, — что все-таки будет лучше, если я вам все расскажу. И Руперт, и я — мы считаем, что так дальше продолжаться не может. Мы вместе с ним должны куда-нибудь уехать отсюда. Я надеюсь, его жена не откажет ему в разводе. Но если и откажет, то мы все равно уедем.

Джоанна взмахнула руками, готовая разразиться ответной гневной речью, но Родни остановил ее.

— Предоставь это мне, Джоанна. Ты не возражаешь, Эверил? Я сам поговорю с нею. Давай-ка пройдем ко мне в кабинет, милая моя!

— Ты, папа, прямо как директор школы! — чуть усмехнулась Эверил.

— Я ее мать! Я настаиваю… — взорвалась Джоанна.

— Пожалуйста, Джоанна. Я хочу поговорить с Эверил с глазу на глаз. Ты можешь оставить нас одних?