Пропавшее войско

Несмотря на это, мы вместе — втроем со слугой — и почти не разговаривая, добрались до приморского города, где он рассчитывал получить известия из дома.

И он их получил.

У жреца храма Артемиды для него хранилось письмо. Летописец сел на мраморную скамью и стал сосредоточенно читать. Я стояла молча и ждала своего приговора.

Наконец, не выдержав напряжения, от которого сердце словно зажимало тисками, я произнесла:

— Надеюсь, ничего плохого не произошло?

— Нет. У моей семьи все хорошо.

— Я рада.

Ксен как будто колебался какое-то время.

— Что-то еще?

— Да, — ответил он, потупив взор, — у меня теперь есть жена.

Я почувствовала, как сердце замерло в груди, но взяла себя в руки:

— Прости… что значит «есть жена»?

— Родители выбрали для меня невесту, и придется жениться на ней.

Слезы безудержно полились по моим щекам, и напрасно я пыталась вытереть их рукавом туники. Не будет ни Италии, ни Сицилии с прекрасными городами, которые я мечтала увидеть вместе с ним; для меня больше ничего не будет: никаких приключений, никаких путешествий — ничего.

Он посмотрел на меня ласково:

— Не плачь. Я не стану отсылать тебя прочь. Ты можешь остаться со мной… среди слуг, и мы даже иногда будем встречаться.

— Нет, — ответила я без колебаний. — У меня не получится жить такой жизнью. Но не беспокойся. Последовав за тобой, я знала, что это не навсегда, и каждый день готовилась к этому моменту.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — нахмурился он. — Куда пойдешь одна?

— Домой. Мне больше некуда идти.

— Домой? Но ты даже не знаешь, как найти туда дорогу.

— Я найду ее. Прощай, Ксен.

Возлюбленный посмотрел на меня с глубокой грустью, и на мгновение я всем сердцем понадеялась на то, что он остановит меня, и даже спускаясь но ступенькам храма, ждала, что летописец позовет меня, мы сядем на корабль и уедем в Италию. Наконец я услышала его голос:

— Погоди!

Он догонял меня, и я обернулась.

— Возьми по крайней мере вот это. Сможешь купить еды, заплатить за дорогу… прошу тебя, возьми! — И дал мне кошель с деньгами.

— Спасибо. — Я, плача, побежала прочь.

Эпилог

Абира закончила рассказ зимним вечером, в шалаше у реки. Она покинула приморский город в конце весны и, заплатив погонщикам, двинулась на восток с арабским караваном, державшим путь в Яффу. Тридцать два дня потребовалось на то, чтобы добраться до «Киликийских ворот», и еще пятнадцать — на то, чтобы пешком дойти до Бет-Кады. Это не было слишком трудно: она хорошо помнила маршрут, проделанный с Ксеном.

Как только Абира договорила последнее слово, у нас немедленно возникла куча вопросов: интересовало все — мы хотели узнать множество обстоятельств, возбуждавших наше любопытство, которое до поры держали при себе, не желая прерывать волнующую повесть. Но теперь вопросы не давали нам покоя.

— Как ты чувствовала себя после того, как на тебя обрушилось подобное несчастье?

— Думала о том, что прожитая мной жизнь стоит тысячи других. Я прошла по землям, которых никто из вас никогда не увидит, познакомилась с удивительными людьми. Я купалась в реках, вода текла с гор высотой до самого неба, из недоступных мест. Потоки стремились в далекие моря, где не появлялся ни один корабль, и в реку Океан, опоясывающую Землю.

Я испытала удушливую жару и ледяной холод, видела столько звезд в ночном небе, сколько не увижу больше за всю свою жизнь. На пути мне встречались одинокие крепости на вершинах, покрытых снегом и льдом, головокружительные пропасти и золотистые берега, мысы, поросшие тысячелетними лесами, незнакомые народы в странных, удивительных одеждах. Я видела мир с его чудесами, людей в расцвете славы и в пучине несчастий. И была любима…

— На что ты рассчитывала, возвращаясь в деревню? И что ты ожидала здесь найти?

— Не знаю. Я думала, что моя семья все же примет меня, что за долгое время они уже забыли содеянное мной. Собиралась попросить прощения у жениха, попытаться объяснить ему причины своего решения, не сомневаясь, что он все равно не поймет. Или, может, сама того не сознавая, шла навстречу смерти, навстречу тем, кто убьет меня.

— Но ведь тебя не убили, — заметила моя подруга Абизаг.

— Напротив. Ведь именно это хотели сделать. А намерение сильнее поступка. То, что я жива, — чистая случайность, шутка судьбы и подарок ваших добрых душ.

— Абира, — вмешалась в разговор Мермах, — ты не сказала нам, что так сильно огорчило тебя, когда Мелисса прочла отрывок из летописи Ксена. Там действительно все было так ужасно?

Абира посмотрела на нас сосредоточенно, быть может, спрашивая себя, стоит ли цитировать нам рукопись, пока не преданную огласке, но потом ответила:

— Две детали… — и замолчала.

Вспомнила о Ксене? Да, конечно: ведь глаза ее заблестели.

Подул ветер. Стены шалаша задрожали, и мурашки побежали по моему телу, пока сумерки сгущались над крышами Бет-Кады.