Пропавшие без вести

Это была странная, необыкновенная армия: рабочие заводов и фабрик, канцеляристы, торговые работники, литераторы, учителя, музыканты, инженеры, даже профессора. Многие из них были немолоды, не очень-то поворотливы и складны, то близорукие, то страдающие одышкой; некоторые никогда не носили сапог и не знали раньше, что такое портянки; в торопливых пеших походах кое-кто из них покалечил мозолями ноги и не мог ходить. Было немало и тех, кто с непривычной пищи мучился животом. Все исхудали…

Их бросили от Москвы на запад, расположили в лесах в пятидесяти — ста километрах от фронта и приказали тут строить оборонительные сооружения.

Тяжело дыша и до крови обдирая нерабочие ладони рукоятями лопат, они учились выбрасывать из окопов установленную норму кубометров влажной, тяжелой глины. Для лесных завалов они валили деревья, обтесывали бревна, строили блиндажи, эскарпы и дзоты.

Времени для строевой и боевой подготовки у них просто не оставалось. Ивану некогда и не с кем было проявить свои командирские знания. Да и вообще — как было командовать этими людьми, из которых почти каждый по возрасту годился ему в отцы, а по образованию был выше его? Проводя среди них часы отдыха, Иван слушал их несолдатские разговоры, узнавая многое такое, что не было ему никогда известно о разных редкостных, но нужных людям профессиях.

Иван понимал, что многие из этих людей с горечью ощущают какую-то ложность своего положения. Им казалось, что они делают что-то не то, что по своим способностям и знаниям должны были бы делать в эти тяжелые дни. Но раз уж их оторвали от их настоящего, полезного труда, надо же было хоть что-то делать, и они, не жалея сил, выполняли любую работу, на которую их назначали…

Иван, не имея времени для обучения своих подчиненных военному делу, просто трудился в одном ряду со всеми, стараясь служить образцом для своего отделения и для всего взвода.

— Представьте себе, — говорил им пожилой кадровый военинженер третьего ранга, руководивший работами, — что вон из той деревни вышли фашистские танки. От точки, где мы стоим, до их позиции расстояние километр. Нам надо добиться, чтобы враг проявлял беспечность, пока подойдет на шестьсот и на четыреста метров, то есть на столько, на сколько мы сами его захотим подпустить… Представьте себе, что к нашему холму почти вплотную подобралась группа вражеских разведчиков. Она находится вот за тем кустом. Ее отделяют от нас полтораста метров хлебного поля. Возвратясь, эта группа должна доложить своему командованию, что ни оборонительных сооружений, ни противника, то есть нас с вами, на этом холме не обнаружено.

Однако Иван, как и многие ополченцы, не мог представить себе всерьез, что из этих дзотов в такой близости от Москвы пушки будут бить по фашистским танкам и пулеметы будут принуждены оживать атаки гитлеровских солдат. Они не могли вообразить, что на этой колючей проволоке повиснут немцы, а на минных полях, укрытых в до сих пор не скошенной ржи, будет взрываться атакующая холм пехота врага.

И Иван испытывал стыд и боль оттого, что он находится не на фронте, а возится тут с этой, как казалось ему, бесполезной армией тыловых стариков, которым только и дела — рыть землю… Что они стали бы делать на фронте, если они не владеют ни винтовкой, ни пулеметом, даже гранату швырнуть не сумеют! Их просто сомнут и растопчут, как щенят, если послать их сражаться. Иван подал рапорт, просясь на фронт.

— Вы что, мальчик, товарищ старший сержант? — строго сказал комиссар. — Вас послали туда, где вы в данное время нужнее. Вы комсомолец — и в такой напряженный час вы дезорганизуете ополчение, которому Главное командование предназначило свою, особую роль! Приказываю взять рапорт обратно.

Иван остался на строительстве оборонительных сооружений вдоль дорог, у предмостьев, по неубранным хлебным полям, над которыми невозбранно кружились тысячные стаи грачей и галок — единственных здесь сборщиков богатейшего урожая этого лета.

Каждую ночь над ними шли на Москву фашистские бомбардировщики. Каждую ночь они видели, как по небу рыщут прожекторы, слышали, как грохочут зенитки.

Иногда над ними самими кружился фашистский разведчик, потом налетали бомбардировщики, пикировали на строителей, ревя моторами и пулеметами.

— Во-оздух! В укры-тия! — командовал Иван своему отделению.

В соседних частях было несколько жертв этих налетов. У них в батальоне не было…

Мрачные сообщения с фронта мучили и терзали ополченцев, находившихся на пространствах, заранее покидаемых мирными жителями. По этим сообщениям получалось, что советские города и многие тысячи квадратных километров советской земли, несмотря на отчаянное сопротивление Красной Армии, что ни день отдаются фашистам, а зловещие слухи дополняли эти известия тем, что в окружение попадают целые советские армии. Только подумать — целые армии на собственной, на родной земле попадают в окружение и прекращают существование как армейские организмы!