Пропавшие без вести

Бурнин, продвигаясь вперед перебежками и ползком, спрашивал у бойцов, где командир. Он узнал, что ротой командует техник-интендант, командир хозвзвода. Тот лежал в рытвинке вместе с бойцами.

— Тут и окапывайтесь, товарищ комроты, — приказал Бурнин, привалившись с ним рядом за бугорком земли, вместе со своим охранителем-автоматчиком.

— Вот только танки эти сейчас добьем, товарищ майор. Я приказал их поджечь, а то не дадут окопаться, — ответил комроты.

— Если по этой дороге пойдут отходящие с запада бойцы, останавливайте, берите на пополнение. Укрепляйте и усиливайте рубеж. Вы подчиняетесь майору Медведеву, он на дороге левее вас. Пошлите к нему связного и доложитесь.

— Ну, а как же, товарищ майор, конечно! — как само собой разумеющееся ответил командир роты.

— И справа установите с соседями связь. Тут близко, — сказал Бурнин. — Смотрите, чтобы меж вами разрывов не было. Минное заграждение надо поставить. Пошлите бойцов за минами на дорогу. Их там на машинах боепитания много, возле обочины. Ждите фашистских танков. Гранаты, бутылки всем в руки, всем! И запас чтобы был!..

Не ожидая, пока добьют или сожгут подбитые танки, Бурнин хотел возвратиться к Ивакину, когда раздались торжествующие крики — оба танка горели.

Лес вдоль шоссе заполнялся бойцами. Заметно водворялся порядок.

Бурнин поехал к Ивакину. Через мост на левый берег Днепра еще подтягивались отходящие части. Двигались организованно. Но уже наступило утро. С моста уже было видно плывущие по реке опавшие желтые листья деревьев. Вот-вот могла налететь авиация.

— С Чалым связь установлена штабом. Слышите, артиллерия бьет? Это он отходит на новый рубеж со своими дивизионами, — закончив доклад по телефону, пояснил Ивакин. — Командующий приказал Чебрецову и Волынскому выслать стрелковое прикрытие артиллерии. Бурнин, папироску дай. Да неужто на всех этих машинах так и нет папирос?! — сердито воскликнул Ивакин. — Надо забрать все курево для бойцов. Куда они его, к черту, в тыл тащат!

— Слушаюсь, прикажу, — отозвался Бурнин.

— Ну, сейчас я тебя с моим полковником познакомлю. Он на НП сидит. Никак до него мы не доберемся! — сказал Ивакин. — Политрук, показывай, что у тебя! — спохватился он, тут же отвлекшись. — Хоть разорвись! — шутливо развел он руками. — А в самом-то деле надо спешить: ведь вот-вот на нас танки всей массой навалятся… Ну, показывай!

Человек, которого Бурнин сперва принял было за связиста, поднялся от стола с листом бумаги. Это был «Боевой листок-молния», как гласил заголовок.

В передовой рассказывалось о только что виденном: комиссар вызвал коммунистов — откликнулись комсомольцы; беспартийные обиделись и требовательно заявили свое право быть с коммунистами рядом. Приведено было два эпизода с уничтожением танков.

— Бурнин, расскажи ему про ту самую роту в лесу, а ты, политрук, иди сам в ту роту и посмотри. Напишешь, как было, фамилии всюду ставь. И чтобы мне эти «молнии» висели везде, где формируются роты! — приказал Ивакин. — Какую-нибудь редакцию тебе надо поймать, — посоветовал он. — Идем, Бурнин, наконец, к полковнику.

Ивакин энергично зашагал от шоссе на холмик, увлекая за собой Бурнина к наблюдательному пункту.

— Командарм дал благословение тут для заслона рубеж выбирать, сам подсказал по карте. Овражки выберем для формировочных пунктов — сперва там будем роты формировать, а в другом месте, в тылу подальше, кормить и сводить в батальоны.

— Для чего же формировать в два приема? — удивился Бурнин.

— Так правильнее. Уж по опыту знаю, — на ходу пояснял Ивакин, — бегство мало остановить: в первый момент эта остановка кажется паникеру бесполезные насилием. Ведь когда он бежит, он искренне думает, что все позади погибло, а то бы не драпал. А заградотряды он считает чуть ли не диверсантской ловушкой, которая отдаст его в плен фашистам…

Сквозь мелколесье глянуло солнце.

Ивакин ловко перескакивал через попадавшиеся по пути окопы.

— Ишь нарыли! — отметил он. — Вы примечайте, товарищ Бурнин, — может, эти окопы и нам пригодятся… Видите, — обратился он снова к своей теме, — разрушенная дисциплина тоже не сразу в сознание бойца возвращается… А пока его в роту оформят, потом в батальон сведут, боец принужден раз пятьдесят обратиться к гимнастике привычных рефлексов, просто в порядке выполнения команды. Даже марш в полтора-два километра, дым от кухни, бряканье ложек о котелки, горячая пища, выдача табачку — все помогает. Пока пообедал, кричат: «Становись! Смир-рно! На первый-второй рассчитайсь! Ряды вздвой! Напра-вуп!» Глядишь, он и снова боец как боец.

Оба рассмеялись, как от эффектного фокуса.

— Да, — продолжал Ивакин, — а в полки мы, пожалуй, пока не будем сводить: отдельные батальоны маневреннее в обстановке подвижности фронта. И командиры серьезнее ответственность чувствуют: ты пойми — что ни майор, то полковник! — сказал Ивакин, значительно и торжественно подняв палец. — Самостоятельность в командире растет. А случится беда — так в беду попадает не полк, а все-таки батальон! Как во флоте на кораблях отсеки. «Потопляемость» уменьшается…