Пропавшие без вести

Иван даже рот раскрыл.

— Как ополченцы?! — удивленно выпалил он.

— Ну как! Московское ополчение вышло на оборону, — просто сказал старшина, как будто в этом не было ничего необычного.

Иван тяжело вздохнул. Вот тебе раз! Может быть, оставаясь по-прежнему в ополчении, он теперь тоже занял бы оборону в окопах, а сейчас он вынужден отходить с тылами!..

Колонна штабных машин продолжала и в следующие сутки петлять по каким-то проселкам, то ныряя под золотые покровы берез и осенних кленов, чтобы часами маскироваться от вражеских самолетов, то снова буксуя в грязи между морями желтой и смятой пшеницы. Они уходили от половодья огня, но к вечеру оно вновь настигало их разливом оранжевых зарев, отблесками артиллерийских выстрелов, снарядных разрывов и вспышками белых, зеленых и красных ракет… Фронт перекатывался за ними, и временами дороги вели их так, что казалось — фронт чуть ли не впереди…

С горечью думал Иван о том, что те ополченцы, которые располагались над речкой, наверно, уже вступили в бой.

В неудобной позе, примостясь на узком наборном столе, наглухо прикрепленном к стенке автомашины, Иван раскачивался и подпрыгивал на ухабах. При каждом толчке шрифты, которыми была набита машина, встряхивались в кассах и громыхали, — Балашов при этом много раз соскальзывал в темноте со стола, неизменно ушибал обе коленки об острый выступ печатного станка и чертыхался. Папиросы все вышли. Иван крутил цигарку за цигаркой. Мрачные мысли не давали ему задремать. Чиркнув спичкой, чтобы закурить, он, может быть, уже в десятый раз увидал серые фигуры двоих наборщиков. Охватив скрещенными ногами свои винтовки и сидя, по-братски прижавшись друг к другу, эти ребята доверчиво спали на таком же точно обитом цинком наборном столе. Их молодые лица во сне казались простоватыми и наивными.

«Спят же спокойно люди, не мудрят, не думают ни о какой беде. А ведь они все время были поблизости от фронта. Значит, они не чувствуют ничего такого, что должно создавать особенную тревогу», — успокоил себя Иван, затягиваясь махоркой.

Спустя еще полчаса шрифты вдруг перестали громыхать, машина сбавила ход. Иван приподнял маскировочную бумагу и рукавом шинели протер вспотевшее стекло, вглядываясь в мутную темень ночи.

Машина остановилась.

Иван ничего не смог разглядеть за окном, лишь услышал дикое завывание автомобильных сирен, рычание моторов, резкий треск и многочисленные хлопки разрозненных выстрелов.

«Бой идет! Куда мы заехали?!» — мгновенно мелькнуло в уме, и от этой мысли захватило дыхание. Иван хотел крикнуть и разбудить наборщиков, но спохватился, что водитель ведь не подымает тревоги… Иван почувствовал духоту от им же накуренного табачного дыма. Сжимая винтовку, он шагнул к выходу и осторожно приотворил дверцу. Промозглая сырость ночи дохнула снаружи, и вместе с ней ворвалось целое море незаглушенных звуков. Балашов облизнул сухим языком пересохшие губы и внимательно вслушивался в нестройный шум.

Все было буднично — урчание автомобилей, топот, шарканье множества тяжелых солдатских подошв, кашель простуженных и прокуренных глоток и невнятный гул голосов… То, что он принял сперва за стрельбу, оказалось треском выхлопов незаглушенных автомобильных моторов.

— Много машин впереди? — спросил кто-то сиплым голосом.

— А черт их сочтет! Сколько сзади, столько и впереди, — отозвался второй.

— А чего мы стоим?

— Переправа… Там, говорят, такое!

Самый тон ответа красноречиво сказал, что на скорое продвижение вперед нет надежды.

За спиной Ивана вспыхнула спичка — это проснулись и закурили наборщики.

— Пойду посмотреть к переправе да размяться немного, — сказал Иван.

— Не потеряйтесь, старший сержант! — предостерег водитель машины.

Иван соскочил с подножки на мощенную камнем дорогу.

Уверившись в том, что затор велик, водители выключали моторы, и гул в колонне исподволь стихал. От этого становились явственнее человеческие голоса, конское ржание.

Мутное, белеющее небо вздрагивало короткими отблесками на горизонте. Грохотали далекие взрывы.

«Нет, все-таки что же это такое? Тылы тылами, но сколько же этих «тылов»?! Значит, командование не верит, что фронт удержится, если всё — все тылы, все штабы — уходит опять к востоку, — подумал Иван. — А это что? Нет, это уже не тылы! Ведь это же просто рядовые бойцы! Значит, они побросали окопы?.. А немец? Значит, он лезет вперед?!»

По обочине дороги устало тянулась нескончаемая цепь пехотинцев в касках, с винтовками, у одних взятыми на ремень, у других — на плечо, то с примкнутыми, то со снятыми штыками. Пехотинцы шагали без строя, вразброд, неровной, раскачивающейся походкой людей, которые много часов шли без отдыха. В однообразно скоробленных, влажных плащ-палатках, покрытых налипшей окопной глиной, они шли молчаливо. У многих теплились воровато укрываемые в рукавах шинелей красные искорки цигарок…

Балашов пошел в их веренице вдоль, казалось, бесконечной колонны машин.