Она хотела разбудить Марка и сообщить ему о своем открытии, но потом решила, что не стоит. Ее худшие подозрения относительно Элеоноры, которыми она недавно поделилась с ним, подтвердились. Лучше бы она вообще не приезжала в Вашингтон, думала Грейс. Не лезла бы не в свое дело, никогда бы не узнала горькой правды. Глубоко потрясенная, Грейс сунула под мышку папку с документами.
И без оглядки бросилась из квартиры Марка.
Глава 21
Мари
При аресте Мари не оказала сопротивления.
Пока она стояла в дверях конспиративной квартиры под упиравшимся ей в ребра дулом пистолета, в голове у нее проносилось все, что внушали ей в учебном центре:
Однако в коридоре топтался маленький Клод, и она побоялась, что мальчик пострадает, если она учинит драку. Поэтому она покорно пошла с полицейскими.
Они повезли ее в Париж – но не в полицейском автомобиле или в закрытом фургоне, как ей всегда представлялось, а в черном «рено» с кожаными сиденьями. Один из полицейских сел сзади вместе с ней и, перегнувшись, со зловещим щелчком заблокировал дверь с ее стороны. Когда они в гробовом молчании катили по улицам 16-го округа, Мари так и подмывало закричать, попросить помощи у прохожих – женщин, толкающих перед собой детские коляски, мужчин, идущих домой с работы, которые не догадывались, что ее в машине удерживают насильно. Но она, обуздывая свой порыв, старалась запомнить маршрут, которым они ехали, – на тот случай, если ей удастся сбежать из тюрьмы, куда, она была уверена, ее везут.
К удивлению Мари, «рено» затормозил перед большим красивым домом на авеню Фош. Когда ее завели в здание, она, увидев медную фурнитуру и красные портьеры сочного оттенка, которые кто-то подобрал в тон коврам с цветочным узором, определила, что прежде это был богатый особняк. Здесь висел тяжелый дух застоялого табачного дыма. Немецкий ответ Норджби-Хаусу, подумала Мари. Из комнаты в комнату бегал посыльный, за полупритворенной дверью о чем-то говорили двое военных.
Полицейский, сидевший с ней сзади в машине, крепко взял ее под локоть и повел наверх по лестнице. Они поднялись на один этаж, затем – еще на один. На самом верхнем этаже он отпер дверь в похожую на дортуар комнату с покатым потолком, где стояли с полдюжины солдатских коек и в углу – полка, забитая книгами. Судя по рисунку в виде маленьких уточек на поблекших обоях, очевидно, некогда здесь располагалась детская или игротека. Теперь, когда они были вне поля зрения гражданских, полицейский, отбросив притворную учтивость, бесцеремонно втолкнул ее в пустую комнату. От неожиданности Мари споткнулась, ударившись голенью о раму одной из коек. Она потерла ногу, чтобы смягчить пульсирующую боль, затем оглядела помещение, где слабо пахло потом и нечистотами. Видимо, до нее здесь держали других пленников. Интересно, кого?
Полицейский захлопнул дверь, оставив ее одну. Мари стала метаться по комнате, ища путь к спасению. Дверь была заперта. Она подскочила к окну, попыталась поднять его. Оно было наглухо закрыто, гвозди закрашены, словно раму заколотили лет сто назад. Мари снова осмотрела комнату. Нет, не выбраться. Тогда она опять подошла к окну и устремила взгляд на особняки, в которых по-прежнему жили люди. В одном она заметила пожилую чету и прикинула, стоит ли пытаться привлечь их внимание. Известно ли им, что здесь держат пленников? Им, наверное, все равно. В другом окне Мари увидела молодую женщину. Возможно, это была помощница по хозяйству, ибо она подавала ужин на длинный стол, за которым сидели несколько маленьких девочек в форменных платьицах. В горле у Мари образовался комок. Неужели она больше никогда не увидит свою дочь?
Из раздумий ее вывели мужские голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Мари присела на корточки и прижалась ухом к батарее, пытаясь расслышать звуки, поднимавшиеся вверх по трубам. Голос с немецким акцентом что-то спрашивал. Грубым тоном. Ему отвечал более низкий голос. По-английски. Мари он показался смутно знакомым.
Она старалась успокоиться, но сердце колотилось быстрее. Снова голос немца, затем – англичанина. Диалог мужчин напомнил Мари игру в пинг-понг: немец задавал вопрос, британец отвечал отказом. На несколько секунд водворилась тишина, затем раздался тошнотворно глухой стук. Мари затаила дыхание, ожидая, когда прозвучит голос англичанина. И тот наконец прозвучал – надломленный, полный безысходности, почти что всхлип.