Пропавшие девушки

Прочитав материалы по этому делу, я смогла вновь сосредоточиться на том, что действительно важно: на Саре. Моя задача — не освобождение Колина. Я здесь, чтобы узнать, что произошло с девушкой, узнать историю, которая выходит за рамки того, что можно и чего нельзя доказать в зале суда. Время от времени неплохо об этом вспоминать.

— Открой мою сумку, — говорит она, указывая на сумку бренда «Берберри» на заднем сиденье. — Там лежат бумаги, которые тебе стоит увидеть.

Потянувшись назад, хватаю сумку. Мягкая кожа тяжелее, чем я думала. Вытаскиваю пачку бумаг и просматриваю их. Это вариант материалов по делу Сары без цензуры. Сравниваю со своим экземпляром, из которого изъяты все личные данные.

— И что? — говорю я. — Они практически одинаковые.

— Да не совсем, — возражает Ава. — Посмотри на страницу, где перечислены улики.

Сравниваю две страницы. В папке Авы — ксерокопия с затененными краями и частицами пыли. Мой вариант похож на скан, вычищенный черно-белый pdf-файл. Однако данные там одинаковые.

А потом я присматриваюсь повнимательнее. В ксерокопии едва заметно какое-то примечание в графе «Улики, собранные в квартире жертвы», и выглядит оно так, словно его замазали.

— Что здесь написано? — спрашиваю я, прищурившись разглядывая нечеткую копию.

— Это третий образец волос, — отвечает Ава. — Его убрали из списка первоначальных улик до того, как он оказался в открытом доступе.

— Правда?

— Боялись, это покажет, что в квартире Сары во время убийства был кто-то еще, — говорит Ава. — В ванную Дилана можно пройти через гостиную, но Сара пользовалась главной ванной. Чтобы попасть туда, надо было пройти через спальню. Так что полиция решила, что это вызовет обоснованные сомнения на суде.

— Разве волос не мог принадлежать гостю или кому-то, кто жил там раньше?

Ава качает головой.

— У нее была такая сетчатая затычка для слива. В ней застрял волос. Так что это наверняка произошло недавно. А ее сосед сказал, что за последние несколько недель никто, кроме Колина, не приходил в гости.

— Значит, в ее квартире побывал кто-то, чье присутствие она скрыла от соседа.

— Принимал душ в ее квартире, — подчеркивает Ава.

— Думаешь, Сара встречалась с кем-то еще? Изменяла Колину? — спрашиваю я, но Ава оставляет мой вопрос без ответа.

— Как считаешь, почему полицейские так уверены, что поймали виновного? — спрашивает она. — Потому что они элементарно оставили без внимания вероятность того, что преступником мог быть кто-то еще. Это называется «сокрытие улик». Они устраняют все, что может поставить под сомнение результаты их расследования. Мы узнали об этом только после вынесения приговора. Кто-то из прокуратуры слил информацию нашим адвокатам. До сих пор не знаем кто.

Говоря о полиции, она использует множественное число. Но скрыть улики по делу Колина, конечно же, решило не все полицейское управление Чикаго в целом. Это наверняка был детектив Ричардс. Человек, несколько часов просидевший со мной в ночь исчезновения Мэгги, наблюдавший за тем, как я листала разложенные передо мной тяжелые папки с фотопортретами. Сказавший мне, что я ему очень помогла, хотя я не узнала ни одного человека. «Один из хороших парней, — думала я каждый раз, когда сталкивалась со свидетельствами о должностных преступлениях сотрудников полицейского управления Чикаго. О расизме и жестокости. С новыми историями о незаконном задержании и секретных тюрьмах в стиле ЦРУ. — По крайней мере, за дело моей сестры взялся один из хороших парней». Однако теперь я в этом не так уверена.

— Но разве одного этого недостаточно, чтобы вновь открыть дело? — спрашиваю я.

— Если верить апелляционному суду штата Иллинойс, нет, — отвечает Ава. — Там сказали, что простого наличия волоса в душевом сливе недостаточно, чтобы защита могла установить обоснованные сомнения.

— А ДНК анализировали?

— Когда мы подали апелляцию, — отвечает Ава. — Но результат не совпал ни с кем из причастных к делу и ни с кем из базы данных. Так что это тупик.

— Господи, — говорю я, снова подумав о детективе Олсене. О том, с какой охотой он помог мне достать отредактированные материалы по этому делу, в которых ничего не говорилось о волосе из душа Сары. Он был уверен, что Сару Кетчум убил Колин. Эта идея ни на чем не основана и исчезает так же легко, как вода сквозь пальцы. — А вторая апелляция?

— Неэффективная защита, — отвечает Ава. — Через три года после вынесения приговора адвокат Колина скончался от передозировки «Викодина». Выяснилось, что он много лет страдал зависимостью, и есть доказательства, что во время большей части процесса над Колином он был под кайфом.

— И этого тоже недостаточно?

— Марти, несколько лет назад суд отказался удовлетворить апелляцию человека, чей адвокат взял и заснул во время перекрестного допроса свидетеля, — отвечает Ава. — Мой совет? Сделай так, чтобы тебя вообще не обвиняли в убийстве.

— Неплохой совет, — говорю я.

Начинаю понимать, почему Колин злится. Думаю о том, сколько лет прошло с тех пор, как пропала Мэгги. Возможно, рано или поздно утрата надежды просто становится прагматичным выбором.