Кажется, это невозможно, но, посмотрев на часы, я понимаю, что она права. Мы провели здесь почти час.
— Ты вернешься? — спрашивает Колин, и я не могу понять, к кому он обращается: к Аве или ко мне.
— Конечно, — отвечает она.
Я молчу.
Мы с Авой молча идем к ее машине. По ощущениям путь от тюрьмы к парковке напоминает побег. Только сейчас я понимаю, что эти стены вызывают клаустрофобию. Постоянный прицел камер наблюдения, постоянное присутствие охраны. Представляю, как живу здесь, не имея возможности пройти более ста ярдов в любом направлении, и не могу подавить прилив жалости к Колину, пусть это и неправильно.
— Ну? — говорит Ава, открывая дверцу. — Что думаешь?
Сев в машину, вжимаюсь в пассажирское сиденье. Проигрываю все это у себя в памяти, пытаясь проанализировать разговор, вспомнить каждое слово.
— Что он тебе сказал, когда вошел? — спрашиваю я.
— Ах, — чуть закатив глаза, говорит она. — Это по-португальски. Своего рода семейная фишка. Мы иногда переходим на него.
— Знаю, Тед рассказал, — отвечаю я, заметив ее попытку уйти от ответа. — Так что он сказал?
— Пошутил, что если уж я собираюсь приводить ему женщин, он бы предпочел, чтобы грудь была побольше, — слегка скривившись, отвечает она.
Почему-то тот факт, что она все же рассказывает мне об этом, вызывает у меня доверие. Она говорит честно, хотя это ее явно смущает. Хотя эти слова могут оскорбить меня. Как будто Колин — очередная вещь, которую она любит, хотя знает, что не стоит. И подобной преданности достаточно, чтобы я могла принять решение.
— Слушай, — продолжает она. — Он, конечно, свинья. Признаю. Но клянусь, он не убийца.
— Ага, — отвечаю я. Она заводит машину и дает задний ход. — Знаю.
Глава 8
Спустя два дня мы с Андреа сидим за микрофонами друг против друга в маленькой студии у нее в спальне, между нами лежат открытые материалы по делу. Естественно, Андреа хочет записать этот разговор. Совсем как когда нашли Неизвестную, а она включила диктофон еще до того, как я вернулась за столик в маленьком бистро в Лейквью. Она уже записывала, хотя еще не знала, что произошло.
— Итак, — говорит она сейчас. — Давай сначала. Постарайся меня убедить.
«Убедить?» — думаю я. Но в чем? Связать убийство Сары с исчезновением Мэгги? Попробовать доказать невиновность Колина Маккарти? Или просто дать понять, что вся история целиком достаточно интересна, чтобы вытянуть наш второй сезон, даже если мы не уверены ни в первом, ни во втором?
Ну, я хотя бы знаю, как начать. Я достаточно давно занимаюсь подкастом, чтобы знать: все определяет нарратив. Попросив меня начать с самого начала, Андреа имеет в виду именно это. Не просто с начала дела Колина, но с начала моей истории. Какова бы ни была моя роль во всем этом, я должна ее сыграть. И я — та, кому доверяют наши слушатели, независимо от того, достойна я этого или нет. Вергилий в этом особом аду.
— Итак, было утро после церемонии награждения АПА, — говорю я в микрофон.
Андреа едва заметно кивает. Именно это она и хотела услышать. Я начинаю с рассказа о загадочном звонке Авы, о своих первых впечатлениях от нее, когда она вошла в бар, о том, как я обнаружила, насколько близко дом на Гэлли-роуд расположен к дому, где я выросла, как Ава убедила меня рассмотреть дело Колина.
— И она права, — продолжаю я. — В материалах по делу есть нестыковки. Что бы ни произошло в той квартире, все не так однозначно, как утверждает прокурор.
— То есть ты думаешь, что одного светлого волоса в ванной Сары Кетчум достаточно, чтобы возникли обоснованные сомнения? — уточняет Андреа.
Она явно в восторге от возможности сыграть роль прокурора в данном случае, хотя хорошо это скрывает. Андреа наверняка затянуло бы в мир юриспруденции, если бы журналистика не добралась до нее раньше.
— Самого по себе? Вряд ли, — говорю я. — Но если принять во внимание другие неучтенные детали этого дела — например, как Колину удалось перевезти тело в рамках установленной полицейским управлением Чикаго хронологии событий? — все вдруг начинает казаться притянутым за уши. А если учесть внешнее сходство Сары и Мэгги, а также близость их проживания…
Замолкаю, потому что это самый слабый из всех моих аргументов. Нельзя допустить, чтобы все выглядело так, будто мне слишком сильно хочется связать эти два дела. Я не могу выставить напоказ собственное неуемное желание получить ответы. Наши критики будут требовать беспристрастности. Пытаюсь осторожно подобрать слова.