Пропавшие в Эдеме

Лиори, сказал я себе, когда адвокат вошел ко мне в камеру, чтобы выслушать, что я решил. Она сейчас мой «дорожный рассказ». Я не уйду в самоволку, как мой отец. Я сделаю все, чтобы присутствовать в жизни моей дочки. Я буду любить ее, пока она не доберется до надежной гавани. Я позабочусь о том, чтобы люди не использовали ее чувствительность. И никогда, никогда я не дам ей повода стыдиться меня.

* * *

Мое алиби было принято. Меня выпустили из-под ареста. Письмо от Мор я порвал на мелкие клочки. И хотя она пыталась увлечь меня за собой в пропасть, я не хотел и не пытался отомстить ей. Видимо, я и правда «не такой человек». В своих показаниях на суде я постарался дать ей как можно более хорошую характеристику, представить нашу связь как максимально незначительное обстоятельство, которое не могло повлиять на события в Боливии. Не знаю, насколько это помогло. Судьи имели возможность ознакомиться с мейлами Ронена целиком – оказалось, он был удивительно прозорлив и с потрясающей точностью описал, что случится на Дороге Смерти. Люди, которые знали его, играли с ним, учились с ним, – все подтверждали в своих показаниях, что «он бы и мухи не обидел», а уж свою Мор – и подавно, ведь он ее страстно любил. Результаты вскрытия не дали однозначного ответа на вопрос, чьи действия там, на пороге бездны, в судьбоносные мгновения можно назвать самообороной. Однако сторона защиты не смогла предоставить убедительного объяснения записи с видеокамер в аптеке: на записи было видно, как Мор покупает не то успокоительное, которое, как писал Ронен в своих мейлах, он просил ее купить, а более сильное. Также адвокат не смог доказать, что тормоза на велосипеде Ронена просто заклинило, что они не были специально сломаны, – человек, который провел все детство в автосервисе, вполне способен такое подстроить.

Мор признали виновной в непредумышленном убийстве. И посадили в тюрьму на десять лет.

* * *

Ценой огромных усилий и согласований – когда-то давно мы так же делали все синхронно – Орне и мне удалось скрыть всю эту историю от Лиори. Или, по крайней мере, казалось, что удалось. Как-то вечером, перед сном, она сказала мне, что не хочет умирать. Я ответил, что рад это слышать. Она стала на полном серьезе объяснять, что побывала в мире мертвых и что там несладко.

– Можно узнать, как ты туда попала? – осторожно поинтересовался я.

И она тут же ответила:

– По Дороге Смерти!

И объяснила так, будто речь идет о том, что все знают: якобы надо войти в туннель, а когда выберешься оттуда – ты уже там.

– Там?

– В их мире, папа. В мире мертвых.

* * *

В первые недели после оглашения приговора в прессе было несколько сообщений об «убийственном медовом месяце»; иногда я гуглил имя и фамилию Мор («Иногда»? Кого я пытаюсь обмануть. Три раза в день, как молитву), и поиск выдавал эти сообщения, а ниже – статью о новом «телефоне доверия» для подростков, написанную несколько лет назад. С фотографией Мор и подписью: «В каждом разговоре я пытаюсь дойти до точки, когда мое одиночество встречается с их одиночеством. Я должна воскресить в себе одинокую девочку, которой была, чтобы суметь помочь им». И еще: «Кто вырос в счастливой семье, не понимает, насколько несчастным может сделать тебя семья».

Под статьей о «телефоне доверия» нашлась еще более старая статья о спектакле «Гамлет», на сайте местных новостей Маалот-Таршиха. Это была, в сущности, рецензия – правда, без подписи – на спектакль, который поставили в районном молодежном театре. Анонимный критик счел, что при всем уважении к стремлению проявить оригинальность Гамлета не может играть кудрявая девушка, потому что это вырывает сюжет из контекста, и если бы Шекспир узнал об издевательстве, которое учинили над ним в Маалот-Таршихе – так там было написано, – то он бы в гробу перевернулся. Под текстом помещалась нечеткая картинка: на сцене Мор машет чем-то вроде меча.

Потом я перестал гуглить ее имя. Надеясь ее забыть.

Я встречался с девушками, с некоторыми даже спал. Но в процессе я как будто смотрел на себя со стороны. И всегда очень быстро одевался, когда все заканчивалось. Я все яснее понимал, какой редкостью было чувство, которое я испытал во время близости с Мор: что мы одни во вселенной. Когда я просыпался по утрам, пока мое сознание еще оставалось на грани сна, и в последние моменты дня, перед тем как чувства окончательно угасали, она появлялась на моем внутреннем экране, в тюремной робе, и, наматывая свой локон на мизинец, с любопытством спрашивала: «Как дела?»

Я пришел к выводу, что тут не обязательно должна быть альтернатива «или – или»: или Мор – femme fatale, или она жертва судьбы; или я действительно ей понравился, или она использовала меня. Однозначные праведники и злодеи бывают только в голливудском кино. Реальные люди – всегда и то и это. Поэтому возможно, что она действительно влюбилась в меня в Ла-Пасе и пыталась использовать, чтобы избежать тюрьмы. Нет противоречия и между тем, что она рассказала мне много лжи, и тем, что нас действительно тянуло друг к другу.