С высоты пятого этажа через окно приглядывался весь двор и детский сад «Аленушка». В нескольких подъездах отсюда в своей кроватке спал я. Через пару часов я проснусь и пойду в сад. Стоя здесь, или даже быть может спустившись вниз, я бы смог увидеть себя и может быть, даже что-то сказать ненароком, проходя мимо…
От самой этой возможности у меня закружилась голова. Стало как-то дурно, сердце забилось, и я опустил взгляд к полу. Там, около трубы мусоропровода лежал маленький календарик с изображением улыбающегося мишки — символа Олимпиады-80 в Москве.
Я прекрасно помнил этот календарик. Света показывала мне его тайком — это была очень, очень ценная вещь. А еще я помнил день, когда она пришла в садик заплаканная и даже мои солнечные зайчики не могли успокоить ее. Очень долго она отказывалась сказать, что случилось, а потом сказала, что ее любимый календарик с Мишкой исчез. Пропал. Вечером был, она, как всегда, положила его под подушку. А утром на месте календарика не оказалось.
Значит, это был тот самый день.
Я нагнулся и поднял его. Автоматически положил в карман и быстро сбежал вниз.
Прохладный майский воздух пахнул мне в лицо. Несмотря на общую усталость, недосып и вчерашние события, я вдруг ощутил какой-то необычайный подъем. Мне вдруг показалось, — это впервые с тех пор, как заварилась вся эта каша, что у меня получится. Не знаю, как, но… получится. Я смогу.
Неожиданно в трех метрах из-за подъезда вышел дворник с метлой в руках. Это был мужчина лет под пятьдесят, в сине-зеленом халате, с седой бородой, смутно мне знакомый. Он мельком посмотрел на меня.
— На работу, интеллигенция?
Я кивнул.
— Что-то вы рано все сегодня… — он принялся шаркать метлой по асфальту, и его фигура скрылась в пыли.
Я замер.
— Что значит, все?
Не прекращая мести, дворник кивнул:
— А вон Андрей Петрович ни свет ни заря побежал… странный он какой-то сегодня. Даже не поздоровался.
— Андрей Петрович? — я похолодел. — Михайлов, что ли?
— Так вы тоже с завода? Он самый… — дворник перестал мести и застыл в клубах пыли словно мистический воин с метлой наперевес.
— Куда он пошел?!
— Чудной вы какой-то тоже… да на трамвай, куда же еще… или у вас там чепэ какое-то? Люди уже две недели говорят…
— Нет, все нормально, — успокоил я мужчину, потом снова всмотрелся в пылевой ореол и внезапно у меня вырвалось: — Дед пистолет!
Мужчина медленно повернулся ко мне — он еще не был никаким дедом и кличку эту, не обидную, а скорее даже дерзкую мы дали ему чуть позже, когда стали подростками, а он, раздобрев от вина, показывал нам в дворницкой настоящий пистолет, который сохранился у него с военных времен. Мы не знали, воевал ли он, где он его вообще взял, и смотрели на оружие с необычайным благоговением. Ни у кого и в мыслях не было донести на него, что, несомненно, произошло бы сразу, попади он в наше время.
— Что… что ты сказал?
Я сделал шаг назад.
— Да нет… ничего… просто… проверьте проводку у себя в каморке. — Я вдруг вспомнил, что, когда я был в последнем классе, в крайнем подъезде случился пожар — и как потом писали в газетах, начался он именно в дворницкой. Дед-пистолет, уже состарившийся, но продолжавший исправно выполнять свои обязанности в том происшествии сильно пострадал и насколько я помнил — из больницы уже не вернулся.
Я повернулся и быстро зашагал к арке дома.
— Постой… погоди… откуда… — крикнул он мне вдогонку, но я даже не думал останавливаться.
— Проверьте проводку! — снова крикнул я.
Сердце сильно билось. Я вылетел из арки и увидел вдали трамвай — это наверняка была первая тройка. Она шла к заводу. На остановке виднелась одинокая фигурка человека и мне не надо было даже щуриться, чтобы сказать однозначно — это был отец.
Он был в темном костюме, на голове любимая шляпа, с которой он не расставался даже летом, в руках черный дипломат.
Я шагнул вперед, потом остановился, снова шагнул — меня раздирали сомнения, неуверенность, страх и еще какое-то чувство, название которому я не мог дать. Любовь, печаль… и решительность.
Он проснулся и пошел на работу так рано не просто так. Только теперь я об этом подумал, как о причине его исчезновения и последовавших вслед за этим событий.
Трамвай на длинном отрезке набрал скорость. Через минуту-полторы он будет у остановки и тогда…
— Черт! — вырвалось у меня.
Времени не оставалось не то, что на размышления о том, что будет, если я так сильно изменю прошлое, времени не было даже на то, чтобы успеть добежать.
Я глубоко вдохнул, выдохнул и ринулся вперед.
Наверное, я никогда в жизни не бегал так быстро. Даже от милиции в юности, не говоря уж о всяких соревнованиях. Кажется, мои ступни перестали касаться асфальта — я отталкивался от воздуха и бежал словно левитируя в паре сантиметров над землей. Особая техника бега пираха — спасибо тебе, мой дорогой брат Ообукоо, за то, что терпеливо учил меня этому древнему искусству.