Они шли, огибая большую клумбу с тюльпанами, высаженными к Дню Победы.
Я вдруг вспомнил выражение Гоши из фильма «Москва слезам не верит», которое подходило к ситуации как нельзя лучше: «Вечер переставал быть томным…»
И хотя до вечера еще было далеко, над заводом откуда ни возьмись возникла огромная туча и все вокруг моментально стало серым и хмурым.
Отец переводил взгляд с меня на второго Антона и лицо его медленно вытягивалось.
— Ч…то происходит? Кто… это?!
Я был уверен, что Антон будет следить за мной и наверняка придет к заводу, чтобы или захватить или обезвредить или даже убить меня. Чуть отставая, за ним, прихрамывая, шла Света. В ее глазах застыл холод. Кем она была сейчас? Какую роль играла? Мне это было неизвестно, но я очень хотел бы знать.
Мой расчет был очень рискованным, но…
На половине пути эти две пары увидели друг друга. Быки чуть замедлили свой шаг, их головы одновременно повернулись влево.
— Хватай его! — услышал я короткий возглас.
Они свернули к парочке и прямо по тюльпанам бросились наперерез.
— Надо вызвать милицию! — вскрикнул отец и повернулся было к дверям, но я удержал его.
— Стой!
Тем временем Антон и Света заметили двух парней, но было поздно. Первый мясник нанес короткий и мощный удар Антону в челюсть — тот даже не успел поднять руки. Наверное, таким ударом мясники рубят головы быкам. Антон издал короткий чавкающий звук и повалился в клумбу. Возможно, Света и смогла бы что-то сделать, будь она в форме, но подвернутая нога слишком сковывала ее движения.
Я увидел, как в руке второго быка сверкнул нож.
— В машину, — прошипел он и схватил ее за руку.
Второй парень сгреб обмякшего Антона в охапку и словно пушинку понес к машине. Как ни в чем ни бывало открыл багажник и бросил туда тело, словно это была туша мертвого животного. Жигуль скрипнул и просел.
— Хочешь к нему? — поинтересовался второй парень у Светы.
Она отрицательно покачала головой.
— Вот и молодец. Шеф любит покладистых. Погнали, Ромыч. Когда только гад переодеться успел? Вроде зырили, не отвлекаясь…
Тот, кого назвали Ромычем, покосился в сторону завода, но мы с отцом уже скрылись в фойе.
— Ты видел, как они похожи? — поинтересовался он у подельника.
— Да ну, показалось. Работяги все на одно лицо, как китайцы! — и парень с квадратной челюстью загоготал над своей удачной шуткой. — Ну чего встала, залазь! — он толкнул Свету на заднее сиденье и плюхнулся рядом. — Валим быстрее пока вахтер ментов не вызвал!
Он захлопнул дверь и Жигуль, взвизгнув шинами, рванул вперед. Через сто пятьдесят метров автомобиль свернул направо и скрылся в неприметном закоулке.
Отец проводил «копейку» взглядом, потом повернулся ко мне.
— Что это было и кто ты такой?
Скрывать, наверное, было уже нечего, поэтому я вздохнул и глядя ему в глаза произнес:
— Это был результат твоих испытаний. А я твой сын. Здравствуй, папа.
Глава 21
Жигулей давно и след простыл, а мы все стояли, глядя в большие пыльные окна проходной ОКБ «Звезда» и молчали. Охранник, то есть этот строгий мужик — вахтер (я по инерции все называл его про себя «охранником») исчез в своей будке и не показывался. В фойе повисла торжественная тишина, от которой я всегда чувствовал себя песчинкой и которая возникала только в подобных казенных местах.
— Что теперь с ним будет? — спросил отец, не поворачиваясь ко мне и его вопрос, надо признать, застал меня врасплох. Меньше всего я сейчас думал, что сделают мясники с этим придурком. Света, конечно, зря с ним связалась и попала под раздачу, но в таких делах надо думать головой. На что она вообще рассчитывала?
Я покачал головой.
— Судя по моим ночным приключениям, ничего хорошего. Это шестерки вашего местного авторитета — директора рынка Шелеста. Знаете такого?
Отец слегка вздрогнул.
— Я слышал… некоторые наши через него мясо достают… и дефицит разный. Советовали… но я не прибегал к его услугам… как ты сказал? Местный авторитет? Впервые слышу, чтобы так директора называли…
— Скоро услышите… — вздохнул я.
— Знаешь, что?
Он повернулся ко мне и подошел ближе. Нас разделяло меньше полуметра.
— Если уж ты мой сын… давай на ты. А то как-то странно получается, я, вроде бы моложе тебя, а ты называешь меня на вы. На работе, конечно, пусть останется вы, но между нами…
— Так вы… ты… поверил мне?
Отец хитро прищурился. Я знал этот его взгляд.
— У тебя родимое пятно на шее сзади, а на правой ладони едва заметный шрам от сильного пореза стеклом. Две недели назад ты гулял во дворе и зачем-то полез на дерево, упал с него и порезался. Кровь хлестала фонтаном. Я вытащил из руки острый осколок бутылочного стекла, обработал рану и забинтовал. Ты держался молодцом. Даже не пикнул.
— Мы договорились, что маме про дерево не скажем. Просто упал, зацепившись ногой за бордюр… — продолжил я, поднял правую кисть и посмотрел на нее. Продолговатое светлое пятнышко размером с пшеничное зерно красовалось в самом низу ладони.
Отец кивнул и улыбнулся.
— Здравствуй, сын… — он покачал головой. — Это, конечно, невероятно… но… против фактов не попрешь… вряд ли нам кто-то поверит, но я… верю. Это ты.