Пропавшие в Стране Страха

– Необязательно, – сказал Страхов. – Здоровье, конечно, важная вещь, но, по моим исследованиям, оно начинает сказываться на наличии или отсутствии страхов лишь в зрелом возрасте. Там кольнуло, там стрельнуло – взрослый человек боится. Дети в этом смысле смелее.

Вику было приятно это услышать.

– Они вообще смелее взрослых, – продолжал рассуждать Страхов. – Потому что не понимают еще настоящей цены жизни.

Вик не согласился с этим рассуждением. Он понимал цену жизни. Просто у взрослых всего больше. Машины, дома, вещи. Вот они за них и боятся. А у детей почти ничего нет. Им терять нечего.

Он не постеснялся высказать эти свои мысли вслух.

– Ты так считаешь? – задумчиво произнес Страхов. – Удивительно. Сам додумался?

– А что тут сложного?

– Ну да, ну да… Ты сообразительный парень… – похвалил Страхов, но тут же встряхнулся, оглянулся и сказал измененным голосом, опять строгим, категоричным. – Не отвлекайся и не отвлекай меня своими глупыми разговорами! Я должен понять, каков градус твоего страха!

– У страха бывают градусы?

– Бывают. Я ввел этот метод измерения для ясности. Максимум – сто градусов. Минимум – ноль.

– А если больше ста, человек что, закипит?

Страхов приподнял очки и удивленно глянул на Вика:

– Надо же. Ты даже умней, чем кажешься. Именно так. Человек, достигнув предела, как бы действительно закипает. И переходит в другое состояние – то есть очень часто перестает испытывать страх.

– Вы так Людофоба лечите, – кивнул Вик.

Доктор Страхов оглянулся и воскликнул:

– Кто тебе сказал, что я его лечу? То есть да, лечу, но не от страха! Он должен быть в норме, вот и все!

– А норма – это сколько? Градусов пятьдесят?

– Нет. По моей градации это равно температуре тела. Тридцать шесть и шесть.

– А бывает, наверно, и около нуля?

– Бывает. Это жуткое заболевание. Человек превращается в лед, ничего не чувствует. Он бесстрашен и уязвим. Но хватит теории, сейчас мы будем определять твою температуру.

Страхов не сунул Вику под мышку градусник, он усадил Вика в кресло, похожее на самолетное, привязал ремнями его руки и ноги, что Вику, конечно, не понравилось, а сам сел за компьютер и начал задавать вопросы:

– Боли боишься?

– Само собой.

– Молодец, что не хвастаешь.

Тут Вика что-то укололо в бок, он ойкнул.

– Так, – сказал Страхов. – Коэффициент болевой чувствительности в норме. Это когда ты не ожидал боли. А теперь посмотрим на коэффициент страха при ожидании.

С потолка начало опускаться телескопическое устройство, на конце которого была длинная и острая игла. Она целила Вику в ладонь. Вик невольно дернулся.

– Не беспокойся, все стерильно, – сказал Страхов.

Вик не беспокоился, но было неприятно: игла опускалась медленно, жужжал какой-то механизм.

– Коэффициент страха растет! – удовлетворенно сказал Страхов.

Вик стиснул зубы.

Игла приблизилась.

Еще немного – и…

И она стала подниматься.

– Ну вот, – сказал Страхов. – Коэффициент страха даже при отсутствии укола в три раза выше, чем при неожиданном уколе. Темноты боишься?

– Вообще-то не очень.

– Посмотрим.

И тут же в кабинете стало темно.

То есть кромешно темно – совсем ничего не видно.

И – тихо. Очень тихо.

И так длилось несколько минут. Вик даже начал ерзать в кресле, чтобы слышать хоть какие-то звуки – от самого себя.

Потом – шаги.

– Вы где? – спросил он профессора. – Вы ушли?

Страхов не отвечал.

Вдруг – шипение.

Оно было все ближе.

И еще ближе.

И еще

И вдруг пахнуло в лицо чем-то горячим. Будто огромная змея раскрыла пасть, готовая слопать Вика.

Ерунда, сказал себе мысленно Вик, у змеи не может быть горячего дыхания. Она – холоднокровная. Верней, температуры окружающей среды. Она – пресмыкающееся. А крокодил кто? Кажется, земноводное. И у него, кажется, тоже холодная кровь. А у кого горячая? Кто так может шипеть?

Стараясь, чтобы голос не дрожал, Вик произнес:

– Может, хватит?

– Да, пожалуй.

Вспыхнул свет. Проморгавшись и не сразу привыкнув к яркому освещению, Вик увидел, что Страхов сидит на своем месте и смотрит в монитор.

– Что ж, и это в порядке, – сказал он. – А родителей ты боишься?

– С какой стати? – удивился Вик.

– Некоторые очень боятся. Так боятся, что даже не хотят возвращаться домой.

– Что же, вы их насильно выписываете?

– Здесь не больница, я никого никуда не выписываю, – заметил Страхов.

– Так все тут и живут? Всегда?

– Именно.

– А мы? Мы тоже тут останемся?

Страхов вздохнул, и в этом вздохе Вику почудилось сочувствие. Но и сам Страхов понял, что сочувствие было слишком заметным, поэтому посуровел и крикнул неприятным, резким голосом:

– Да, останетесь! Навсегда! И даже думать не смейте, чтобы отсюда вырваться, вам товарищ генерал покажет кузькину мать!

– Не кричите! И развяжите меня!

– Ну, ну, не буду кричать, не буду, – примирительно сказал профессор. – Еще несколько вопросов.

Вопросов на самом деле было не несколько, а много – и все о страхах. Вик отвечал, а профессор смотрел на монитор, где всплески синих, красных и желтых волн при ответах Вика что-то говорили ему – наверное, по принципу детектора лжи.

Длилось все это не меньше часа.

Наконец Страхов сказал:

– Вот и все.