Пропавший без вести

Вздрогнув, я обхватываю себя руками. Странное чувство – будто кто-то стоит неподалеку и наблюдает за мной. Я нарочно замедляю дыхание, чтобы успокоиться, и уверяю себя, что во всем виновата усталость – с тех пор, как пропал Джейкоб, я почти не спала. Однако, обернувшись, я замечаю Нила у края бухты. Он ловит мой взгляд, резко встает с камня и неуверенным шагом идет в мою сторону.

– Сара… я просто хотел узнать… есть ли какие-то новости о Джейкобе? – говорит Нил, глядя на домики позади меня. Его голос звучит приглушенно, как будто он боится, что нас подслушивают.

– Пока никаких, – отвечаю я.

Уголки глаз у него налились кровью, и вообще Нил как-то пошатывается. Неужели пьян? В половине девятого утра?

– У полиции хоть есть версии? – спрашивает он, засунув руки в карманы. Я молчу, поэтому Нил продолжает: – Может, Джейкоб сбежал? Вдруг его что-то расстроило.

– Например? – рявкаю я. Что же наговорила ему Диана, и много ли она услышала из нашей с Джейкобом ссоры? Вот не ожидала, что Нил поддержит жену в поиске сплетен.

– Не знаю. Я просто… Мы все волнуемся.

– Спасибо, – говорю я и отворачиваюсь в сторону скал.

К счастью, Нил понимает намек и уходит. Я не спеша двигаюсь вперед, водя пальцем по грубой поверхности камней, и краем глаза замечаю какое-то темное пятно. Меж скалами что-то зажато.

Обувь. Кеды, если быть точнее.

Я тянусь за ними и царапаю запястье. Цепляю один за язычок и вытаскиваю, следом второй.

Сердце бешено стучит.

Синие конверсы сорок пятого размера с заправленными внутрь шнурками. Задники стерты, спереди тоже царапины.

Это кеды Джейкоба.

Они пропитались соленой водой и все в песке. Внутри по свернутому носку с прилипшими и уже сухими водорослями.

Кажется, что он совсем рядом – просто скинул обувь, чтобы пойти поплавать…

Нет! Не может быть…

– Ник! – кричу я и срываюсь на бег. Я спешу к нашему домику, нелепо прижимая к груди кеды сына. Песок бьет по икрам.

Я чувствую, что кто-то за мной наблюдает. Словно чья-то ледяная рука коснулась затылка. Я оборачиваюсь и в этот момент падаю в глубокий песок, выронив кеды Джейкоба.

Стараясь поскорее снова взять их в руки, я встаю и осматриваюсь. Никого.

– Ник! – кричу я, подбегая к дому.

Он выходит на террасу с тостом в руке.

– Что? – обеспокоенно спрашивает Ник.

– Это Джейкоба! – Я протягиваю ему кеды. – Они были у скал!

Ник задумчиво смотрит на них, переводит взгляд на каменистый край пляжа и хмурится.

– Наверное, он снял их и пошел в воду, – предполагаю я.

Когда Ник понимает, что я имею в виду, на лбу у него проступают морщины, а рот слегка приоткрывается, и он удивленно смотрит вдаль, щурясь от тусклого света.

Ник берет кеды в руки.

– Они точно его?

Я купила их Джейкобу весной. Помню, я стояла в дальнем углу скейтерского магазина, делая вид, что изучаю ассортимент ботинок на платформе. Я прекрасно понимала, что сыну от меня нужны только деньги, а не модный совет. Его обслуживала симпатичная девушка с серебристым тоннелем в ухе – дыра в мочке так растянута, что в нее можно просунуть палец. Я с радостью наблюдала, как уверенно Джейкоб общается с продавщицей.

Он ходил в этих кедах почти каждый день и стер носы, катаясь на скейтборде.

– Точно. Мы вместе их покупали, – говорю я Нику, проводя пальцем по царапинам на кедах.

– И где они были?

– В щели между камнями, у которых Джейкоб ругался с Каз. – Сердце бешено стучит, и, немного помолчав, я добавляю: – Он ведь снял их, чтобы пойти поплавать?

– Кто его знает, – отвечает Ник, стараясь не нервничать. – Может, Джейкоб снял их еще днем.

Полицейские спрашивали, в чем был Джейкоб в тот вечер. Я вспомнила, что на нем была ярко-красная футболка с изображением глобуса и его любимые бежевые шорты с масляным пятном от велосипедной цепи на переднем кармане. А что касается обуви, летом Джейкоб носил либо кеды, либо шлепанцы. Так что же именно он выбрал в тот вечер?

Перед глазами вдруг встала картина нашей ссоры. Я вздрогнула, когда Джейкоб со злости вдарил по комоду. Потом он сердито протопал к выходу и хлопнул дверью так, что дом едва не зашатался. На нем были кеды.

– Кеды. Он ушел в них.

Я представляю, как мой сын, пьяный и обозленный, полный обид и запутавшийся, стоит ночью на берегу. Неужели мрачное спокойствие моря показалось ему лучшим выходом, и он захотел навсегда скрыться под его поверхностью?

– Значит, полицейские правы? – дрожащим голосом говорю я. – Думаешь, Джейкоб…

– Нет! – рявкает Ник так громко, что я дергаюсь. Он проводит рукой по волосам и, внимательно глядя на меня, продолжает: – Слушай, Сара, это еще ничего не значат. Нельзя предполагать худшее. То есть… он просто мог снять кеды, чтобы побродить по мелководью или по пляжу. Там больше ничего не было?

– Только кеды и свернутые носки.

– Ни телефона, ни футболки, да? Перед тем как зайти в воду, Джейкоб снял бы одежду и достал бы мобильник из кармана.

А ведь Ник прав. От его слов мне становится легче. В рюкзаке мы не нашли телефон Джейкоба, значит, он был с ним.

Однако сомнения снова прокрадываются в мысли: раз Джейкобу было так плохо, то плевать он хотел на свои вещи и мобильный.