Пропавший патрон

Палитра воодушевляла – белый, черный, коричневый, синий, светло-серый, лимонный, вишневый, нежно-зеленый, приглушенно-сиреневый, полоска, клетка, точечки и черточки… Часть пуговиц на их бортах, увы, постепенно стали исполнять уже исключительно декоративные функции. Хотя Андрей Сергеевич и старался следить за своей фигурой, последнее время эта слежка носила скорее конспиративный характер.

Кроме того, чтобы не промахнуться с размером, желательно было не надеть тот, в котором сравнительно недавно уже был примерно в аналогичной компании. Впрочем, подобное маловероятно, ибо календарь у телефона педантично хранил информацию не только о будущем, но и о прошлом. Сначала рядом с датой появлялась скупая, напоминающая кардиограмму скоропись «что, где, когда», а затем, уже в назначенный день, неторопливая каллиграфия «в чем». Сегодня вот предстояло открытие выставки в Доме художника. Предыдущее живописное мероприятие три недели назад было снабжено пометкой «шок. пид. беж. жил., ч. руб. и ч. бр.». Что выбрать нынче, учитывая, что на улице несусветная жара, выводящая любой «пид» и «жил» за пределы конкурса?

Обычно процедура эта была нарочито неспешной, почти ритуальной, ибо вовсе не обложки собственных книг, колумбарием замершие за стеклом книжных полок, а именно содержимое гардероба являло ныне для него реальную связь времен, было, так сказать, его «между прошлым и будущим». Кстати, кто-то из великих коллег сказал, что воспоминания – это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются. Его одежда как раз и была хранительницей воспоминаний. Вы скажете, что это просто пыль на том вон лимонном пиджаке, и он не будет спорить, но как поразительно напоминает она сладкий осадок речей коллег и почитателей на некогда шумных и многолюдных авторских вечерах? Хм, а вот вишневый рукав, кажется, несколько подгулял прошлый раз, заметно урвав шампанского из фужера зазевавшегося хозяина или его случайного соседа. Глянуть, что ли, ради интереса, где это было. А впрочем, какая разница?

С шампанским он был осторожен еще с тех незапамятных времен, когда в ранней молодости года полтора после «Московского комсомольца» проработал в газете «Советская торговля». В одной из командировок, от которых у корреспондентов этого издания традиционно распухали лица и чемоданы, сразу по приезде местный министр пригласил столичного журналиста на узкий банкет по случаю вручения отрасли чего-то красного, республиканского, переходящего.

И первая же бутылка шампанского, нарочито неуклюже открытая взволнованной рукой опытного зама, мгновенно лишила чешский костюм дорогого гостя половины достоинств социалистической кооперации.

Ну, тут, конечно же – всплески рук, молнии глаз, покаянно упавшая на брови седая прядь, сетования на необычайную коварность пятен от шампанского, уверения, что здешняя химчистка перед сей страшной жидкостью, увы, бессильна… «Вот разве что…» И уже через пять минут атмосферу всеобщего сопереживания оживила шикарная финская тройка, цветом и блеском напоминавшая высоколегированную сталь, а значащейся на ярлычке ценой спецовку череповецкого производителя этой стали.

Да, конечно, ты не веришь в эту нелепую цифру, и ты прав, но куда ты денешься? И сколько еще столичных гостей до и после испытали эту отточенную неловкость хозяев? Откупоривалась ведь не бутылка, а истинные намерения приезжего. Расчет на безысходность и здравый смысл был безупречен. Альтернатива отсидеться в гостинице, пробираться темными огородами к поезду, не выполнив задание редакции, а на Казанском прикинуться помощником носильщика едва ли кого-то могла устроить.

Деятели советской торговли, проникавшиеся мгновенным нежным чувством к любому гостю из центра, владели арсеналом фирменного привораживания, даже не снившимся нынешним «потомственно-рекламным Клеопатрам Тиграновнам». И нечаянно-неосторожное обращение с легко выливающимися жидкостями было не из самых сложных в их репертуаре.

Один директор крупного харьковского универсама, армянин, неизменный «санчо-пенсо» областного начальства по поездкам в Москву, как-то, потчуя юного Иволгина коньячком у себя в кабинете, предавался добродушной философии, к которой эта нация независимо от профессии и образования имеет природную склонность. Говорил он приблизительно так: «Вот вы, журналисты, часто говорите – со-вэсть, со-вэсть… А со-вэсть в торговле – понятие спэцифическое. Со-вэсть в торговле, – значительно, будто рекордный вес, поднимая брови и отрывая указательный палец от бокала, – совэсть в торговле – это чувство мэры!» И затем доверительно и просто пояснял: «Вот у мэнэ дэвочка там, в конце зала, соками таргуэт. Знаю, грамм дэсэть всэгда нэ доливаэт. Знаю и молчу. Потому что зарплата у нээ малэнькая. Потому что дэсять грамм больше или мэньше – погоды для пьющэго не дэлают, он нэ замэчаэт. Но вот эсли она разбавлять начнэт, эсли наш совэтский чэловэк дрянь пить будэт, я ее сам под обэхээс подвэду».