Пропавший в джунглях

– Короче, начальство умывает руки и предоставляет нам право самим определиться насчет возможности продолжения операции. Сидеть в этой дыре и ничего не делать бессмысленно. Надо действовать либо отходить. Решения я еще не принял. Хочу сначала вас послушать. Ну так кто что думает?

Первым высказался Морган:

– А чего тут рассуждать? Если бы я родился три века назад, то рассекал бы сейчас на каком-нибудь люггере по Карибскому морю и потрошил купчишек. Я потомственный авантюрист. Мой отец в одесском порту контрабасом пробавлялся, а дед на Привозе смотрящим был. Поэтому я и пошел в спецназ, чтобы жизнь не превратилась в тухлую рыбу. Я за продолжение операции.

– Я как все, – сказал Кид, но в его тоне не чувствовалось уверенности.

– А своего мнения у тебя нет? – поинтересовался Глотов.

– Я выполняю приказы. Все мы должны это делать, – буркнул Кид и отвернулся.

– Мне нужно твое мнение, а не согласие, – не отступал Глотов.

– Надо сперва подумать, а потом попробовать, – сказал Кид. – Если опять не получится, то отходить.

– Дипломат! – заявил Морган.

– Слинять, конечно, можно, – медленно проговорил Флинт. – Но встает вопрос. Какого черта мы тогда вообще сюда приперлись? Это все равно что привести к себе бабу, раздеть ее, разложить на кровати, а потом сбежать. Впрочем, как хотите.

Тут Боннет вдруг пропел:

– Кровь лью я за тебя, моя страна,
И все же мое сердце негодует.
Кровь лью я за Сережку Фомина,
А он сидит и в ус себе не дует.

– При чем здесь Высоцкий? – спросил Кид и недоуменно взглянул на Боннета.

– Высоцкий здесь ни при чем. Тут я сам при делах, – сказал Боннет.

– Поясни! – потребовал Глотов.

– Не знаю, как насчет того типа, про которого пел Высоцкий, а я со своим Сережкой Фоминым учился в военном училище. Его именно так и звали. Такие друзья были, просто неразлейвода. А как закончили заведение, пошли по разным дорожкам. Я по рытвинам и ухабам, а он по цветущей аллее. – Боннет криво усмехнулся. – У него папаша штабной генерал. Он-то и пристроил Сережку себе под бок каким-то порученцем. А как мечтали!.. Мол, мы офицеры, наше дело Родину защищать, а в Афгане война, вот бы туда попасть. Сережка просто упивался радостью, когда его в штаб направили, чуть не рыдал от счастья. Два года как капитан, досрочно получил, в двадцать шесть лет!

– Поганец, – прокомментировал Морган.

– Ты к чему все это ведешь? Завидуешь, что ли? Ты ведь знал, куда шел. В спецназе все только по рытвинам и ухабам передвигаются. Или тоже в штаб захотел, портки протирать? Папы генерала не случилось? – Глотов понял, что в команде наметился разлом.

Его надо было давить в зародыше, накладывать пластырь на пробоину, пока корабль не затонул.

– У меня дед воевал в Отечественную, – тем временем продолжил Боннет. – Я наслушался про него от родителей, юношеская романтика взыграла, патриотические караси в заднице, вот и пошел в училище. А там меня как сунули мордой в парашу!.. Отец у меня доцент в области металлургии, преподает в Институте стали и сплавов.

– Ну и валил бы из армии на гражданку, подальше от параши, пошел бы по стопам отца. Как там?.. Наша сила в плавках, – встрял в монолог Флинт.

– Да я не жалею, что в армию двинул, привык и даже во вкус вошел. Я за справедливость. Вот у нас рабочие династии шахтеров, хлеборобов, даже маляров. Отец маляр и сына направил по этой линии. Это вполне понятно. Там особого таланта не требуется. А как, допустим, насчет актеров, композиторов да и военных тоже? Предки талантливые, а потомки бездарные, но туда же лезут. Папеньки и маменьки пристраивают их всеми правдами и неправдами. Это уже не династия, а наследственные привилегии.

– Тебе-то что до них? – спросил Глотов.

– А вот что! – Взгляд у Боннета потемнел. – Дрейк погиб, а мы повисли в воздухе с неясными перспективами. Сидим в этой дыре с комарами и змеями. И что теперь, переть с топором на танки? Геройства до хрена, а толку чуть. Нам предложили выбор, мол, давайте, ребятки, пробуйте. Вы расходный материал, коробка со спичками. Глядишь, и подожжете что-нибудь. А Сережка Фомин ходит в штаб, резво продвигается по службе, довольствие получает, баб пользует. Потом ему медальку какую-нибудь повесят, а то и орден. У нас есть возможность уйти красиво, остаться в живых и приносить пользу Родине в других местах. Ведь нам за это ничего не грозит. Приказ отменен.