Пропажа

Росоховатский Игорь ПРОПАЖА

Ротный писарь ефрейтор Курбатов не сразу сообщил о пропаже. Он поискал за тумбочкой, заглянул под стол. Вышел из каптерки-ротной канцелярии, отделенной от казармы тонкой перегородкой. Испытующе, с лукавинкой во взгляде, посмотрел на товарищей: дескать, понимаю, пошутили — и довольно! Но лица бойцов оставались спокойными. Никто не обращал внимания на Курбатова. Каждый занимался своим делом.

Ефрейтор наморщил лоб, вернулся в каптерку, опустился на четвереньки, заглядывая под стол.

— В прятки сам с собой играешь, да? — спросил Мухтар Актынбаев, исподтишка наблюдавший за странными упражнениями ефрейтора.

Курбатов встал, отряхнулся и, подойдя к Мухтарову, прошептал:

— Ну, хватит дурить. Отдавай.

— Чего отдавать? — удивился Мухтар. — А! Вспомнил. Три рубля тебе должен за кино. Получи, пожалуйста.

Весь день ефрейтор не находил себе места, заглядывал бойцам в глаза, рылся в ящиках стола.

Товарищи заинтересовались его поисками. Посыпались шуточки:

— У Курбатова корова сбежала.

— Не угадал. Это он невесту ищет.

В конце концов, не выдержав насмешек, ефрейтор виновато сказал:

— Понимаете, какая штука… Кажется, копия строевой записки пропала…

Он говорил в нарочито-небрежном тоне. Он пытался скрыть тревогу, и поэтому ее ощутили все.

— А записку сдал в штаб? — спросил Потянинога, парень-непоседа с круглым ехидным лицом.

— Сдал. А копию забыл на столе.

— Чепуха какая-то! — убежденно сказал сержант Сизокрылов. — Кому она нужна?

— Но копии нет, — развел руками Курбатов, сам удивляясь. — Нет — и всё.

Начали искать все вместе.

За этим занятием солдат застал лейтенант Лось. Узнав, в чем дело, он тоже включился в поиски.

Копии не было.

Ефрейтор стоял перед лейтенантом красный, потный, сконфуженный, а Кирилл Лось все допытывался:

— На территории потерял? Куда-нибудь сунул?

Курбатов отрицательно мотал головой и на все вопросы отвечал:

— Сегодня утром оставил на столе.

Может быть, лейтенант Лось и помедлил бы с рапортом командиру, пока солдаты не обыскали бы еще раз казарму и каптерку, но на второй день произошло событие, которое возбудило мрачные подозрения.

Дневальный Мухтар Актынбаев, выходя из казармы, распахнул дверь, и сквозняком сдуло с тумбочки листок бумаги. Мухтар спешил. Он решил, что поднимет листок позднее, когда вернется. Но, придя в казарму минут через семь, он не нашел упавшего листка. Мухтар не придал пропаже никакого значения. Однако выяснилось, что исчезло письмо, накануне полученное сержантом Сизокрыловым. Оно пришло с военного завода, где сержант работал до службы в армии. В письме не сообщалось ничего особенного, и если бы оно исчезло при других обстоятельствах, то не вызвало бы тревоги. Но теперь учли все — и то, что оно с военного завода, и даже то, что в нем назывались фамилии парторга и начальника цеха.

Снова начались расспросы, и снова они ни к чему не привели. По словам солдат, никто из них не заходил в это время в барак.

Лейтенант яростно почесал переносицу и пошел докладывать о случившемся начальству.

Он вернулся через два часа, насупленный, мрачный. «Вы понимаете, что это может означать?» — спросил майор. Да, он понимал. В строевой записке указывалось количество солдат, наличие вооружения. Для тех, кого засылают в нашу страну с передатчиками и взрывчаткой, она — ценная находка.

И был еще один вопрос, самый тревожный и мучительный: кто взял копию и письмо? Даже, точнее: кто из четырех солдат взял копию? Ведь в день ее исчезновения в казарме оставались четыре человека: сержант Сизокрылов, Мухтар Актынбаев, Потянинога и Ершов. Но, может быть, подозрение с Сизокрылова надо снять. Ведь у него исчезло письмо.

Казармы стояли на опушке леса. За окнами, в рыжих листьях, шла по земле осень. Ветер уносил стеклянные паутинки. Птицы щебетали грустно, как перед разлукой.

А в казарме жизнь шла своим чередом, словно ничего не случилось. Только почему-то чаще, чем обычно, шутили солдаты. Нарочно оставляли письма от девушек на самых видных местах. Никто не упоминал о пропаже. Но никто и не говорил: «Я получил письмо». Говорили: «Пришла весточка». Слова «письмо» и «записка» стали запретными.

Лейтенанта Кирилла Лося навещали работники разных отделов и вызывали к командиру части.

Снова встал вопрос: три или четыре? Ведь сержант Сизокрылов тоже пострадавший.

— Чего ты ерепенишься? Погляди на себя — побледнел, исхудал, — говорил Кириллу его приятель по училищу, лейтенант Крученых. — Спрашивают тебя — кого подозреваешь, ты говори. А там уже без тебя машина закрутится.

— Но я никого не подозреваю, — отвечал Кирилл, и его щеки покрывались пятнами. — Я за каждого из этих ребят головой ручаюсь.

— А что, она у тебя лишняя? — интересовался Крученых.

Видя, что Кирилл возмущен, он уговаривал:

— Я для твоего же блага. Найдут, вопреки твоим ручательствам, скажут: утаивал, покрывал. Вот если бы ты с самого начала помог вспомнить ефрейтору, что он забыл снять копию с записки…

Взгляд лейтенанта Лося становился острым, и Крученых спешил отступить: