Пропажа государственной важности

— Не сочтите за обиду мою откровенность, Чарльз, по-русски вы изъясняетесь скверно и сильно против правил. Кроме презаметного акцента, у вас хромает грамматика и весьма. Тот оборванец, коего вы, признаюсь, довольно хитроумно, сделали убийцей, вряд ли бы стал выпивать с Джозефом и раскрывать ему душу, каким бы пропойцей он не был, — потрафил патриотизму Егория Кондратий Матвеевич.

— Э-э-э, куда хватили! Я же вам сказал, он говорит, как и я, если не лучше. Тот маргинал, как и убитый столяр, не распознали подвоха, — на чистом русском и практически без акцента произнес Кавендиш.

— Но отчего вы со мной в таком разе так чудовищно изъяснялись? — не верил своим ушам пораженный до глубины души Кондратий Матвеевич.

— В интересах конспирации. Теперь же в ней нет нужды. Джозеф отвезет вас на квартиру, — наблюдая, как расширились зрачки, и покраснел его визави, вдумчиво потягивал виски британец.

Только и думавший о предстоявшей встрече с Чаровым, Палицын намеревался от Галерной улицы прямиком пройти на Конногвардейский бульвар прокладывавшимся к нему переулком, дабы сесть там в конку, однако начавшееся колотье в груди вкупе с необъяснимым жжением нёба, сухостью языка и разливавшейся по всему телу слабостью заставили его изменить планы. «Напишу ему из дому записку, что занемог, и отправлю с посыльным. Буде пожелает, пусть сам ко мне приезжает», — пронеслось в его голове.

— Премного вам благодарен, — схватился за правый бок Палицын.

— Это шалит печень, Кондратий. Не усердствуйте со спиртным, — участливо напутствовал его Кавендиш и подошел к окну.

Дождавшись, когда тот усядется в бричку, он хотел было вернуться в комнаты, как увидел метнувшуюся тень. «Неужели это тот самый шпик, на которого показывал Палицын?» — неприятная догадка кольнула его. Едва лошади тронулись, неизвестный вскочил в стоявшую в темноте узкой улицы коляску и поехал вослед его брички. «Действительно, филер. Привел-таки сюда шпика, мерзавец!» — злобно подумал он, как ему на глаза попался высунувший нос из-за проема противоположной арки Ермилов. Услыхав скрежет ключа по ту сторону арочных ворот, он выскочил на улицу и, попав под свет фонаря, был замечен Кавендишем. «Дьявол, а это кто?! Неужели, по мою душу?» — верно, предположил британец и, открыв секретер, принялся набивать деньгами забытый гостем портфель.

Глава 31. Ужин в Дононе

У секретаря окружного прокурора Чаров застал ездового, привезшего ему послание от дядюшки. Валуев настоятельно просил его приехать в Донон и разделить с ним приятную и весьма полезную для его будущности компанию. С мыслью: «Дядюшка изо всех сил желает ввести меня в чиновный бомонд» — он вышел из здания суда и, поймав извозчика, отправился на Мойку.

Холеный метрдотель проводил его в отдельный кабинет ресторана, где обедал Валуев. Общество высокопоставленных сотрудников Горчакова — товарища министра Вестмана и уже знакомого ему директора Азиатского департамента Стремоухова можно было назвать лишь с большой натяжкой приятным, однако предмет их беседы чрезвычайно заинтересовал Чарова. С аппетитом закусывая стерлядкой водочку, они увлеченно толковали о торговых отношениях с Североамериканскими Штатами и очень скоро перекинулись на Аляску. Поскольку все трое были отстранены от какой-либо информации о продаже этих русских владений, болтали раскованно и на эпитеты не скупились. Особенно доставалось посланнику Стеклю и коллеге Валуева по кабинету министров Рейтерну. И если господа из МИДа от души обсуждали личность посланника, то Валуев с не меньшим пылом кидал едкие реплики в адрес министра финансов. С приходом Чарова градус критических суждений пошел на убыль, но он успел ухватить питавшую их идею. Все считали заключенный договор сомнительной аферой, не могущей принести России экономических выгод и политических дивидендов.

— Непостижимая близорукость[53], господа, — в сердцах восклицал Стремоухов, — отдать покоренные нашими предками земли за столь малые, по сути, ничтожные деньги, — яростно воткнул вилку в лохматистый белый груздь он.

— Ровно столько же стоит трехэтажное здание окружного суда в Нью-Йорке, — с лукавой улыбкой поглядывая на Чарова, вторил коллеге заместитель Горчакова Вестман, усердно поливая лимонным соком севрюжий балык.

— Что говорить, господа, эти деньги никак не поправят плачевное состояние наших финансов, как бы ни восхвалял оную сделку месье Рейтерн. Имея бюджет в 400 миллионов рублей серебром, мы испытываем острую нужду в 45-миллионном займе, а посему, вырученные за Аляску 11 миллионов 300 тысяч, если перевести в рубли долларовую стоимость проданных владений, никак не исправят положение, — покончив со стерлядкой, положил себе любимых трюфелей Валуев.

Чаров есть не хотел, но против нежного, источавшего дивный аромат и таявшего во рту фрикасе не устоял.