Пропуск в ад

— Мощное успокоительное, — все так же холодно пояснил Лисянский. — Когда животное на съемках выходит из-под контроля…

Бац! — его ступня неожиданно врезалась в грудь Сибирцеву. Майора отшвырнуло назад.

— Разберись с оставшимися двумя, — бросил я Косте и ядовито-ласково обратился к Могиле: — Ну-с, гемофильный терминатор ты наш, иди к папочке! Кровь обещаю не пускать, но потроха отобью.

— Размечтался, фраер дешевый, — презрительно скривился он. — Таких, как ты, я десятками в стойло ставил… Кий-я-я-я!!! — высоко подпрыгнув, он попытался садануть мне ботинком в переносицу. Мягким блоком, переходящим в захват, я увел атакующую конечность вниз по часовой стрелке. Перевернувшись в воздухе, Лисянский приземлился на четвереньки, получил от меня ногой под ребра, с хрипом откатился к столу, с грехом пополам поднялся и принял каратистскую стойку. Лицо его из надменно-презрительного превратилось в жалкое, перекошенное от боли и… страха.

— Ну и чего ты понтовался, придурок? — искренне удивился я. — «Десятками… в стойло»… Да куда тебе! Тоже мне, супервоин! Заурядная киука-шинкай.[4] Максимум — коричневый пояс. Слушай, тебе правда потроха отбить или сам сдашься, здоровье побережешь?!

Вместо ответа Могила вновь попытался атаковать (вот ведь упрямый дятел!), нарвался на прямой встречный в подбородок и потерял сознание. Перевернув его лицом вниз, я защелкнул на широких кистях самозатягивающиеся наручники, сноровисто обыскал одежду, обнаружил связку ключей, сунул ее к себе в карман и осмотрелся по сторонам. Давешней красотки в помещении не было. В дальней стене виднелась распахнутая настежь дверь. В вольере с возбужденными козлом и павианом жались к решетке лысый с прыщавым. Четвероногие порно-звезды рвались с цепей, норовя дотянуться до них.

— Разобрался, изолировал, — перехватив мой взгляд, лаконично пояснил Сибирцев.

— Ни-и-и-на-а-а-ада!!! — хором верещали оба ублюдка. — Цепи непрочные. Вы-пус-ти-те-е!!! Они же нас вместо той бабы!..

— Женщина когда ушла? — не обращая на них внимания, спросил я товарища.

— Не знаю, — пожал плечами Костя. — Наверное, пока я этих в вольер закидывал.

— Ну, пойдем тогда. — Я подобрал с пола видеокамеру, убедился, что она не пострадала при падении, повесил на плечо и обратился к Сибирцеву: — Тащи наверх нашего каратиста, а я пойду первым — подстрахую. Если там еще один пост, то попадем как куры в ощип…

Поднявшись по длинной каменной лестнице, мы очутились на заднем дворе клуба. Никакого поста там не оказалось. В небе мерцала россыпь звезд, бледно светила луна. Из окон «Альфы-К…» доносились пьяные вопли, игривые взвизгивания шлюх и обрывки непотребного пения волосатого «барда». Там вовсю продолжалось веселье. Посреди двора стояли два одинаковых черных «Мерседеса».

— Который твой? — спросил Сибирцев очнувшегося Лисянского, с силой потянув наручники вверх.

— Об-ба-а-а! — болезненно простонал пленник. — Но левый… немного… барахлит. Хва-а-атит!

— Сигнализация? — будто не слыша его, продолжал Костя.

— Отключена! Мои тачки зде-есь никто-о-о не посмеет тронуть… Отпусти-и-и-и!

Я сделал знак напарнику. Тот немного ослабил давление.

— Где ключи от правого? — Я поднес связку к глазам Могилы.

— Вот. — За отсутствием рук он ткнул в нужный ключ носом.

— Отлично, — улыбнулся я. — Давай прокатимся в одно уютное местечко!..

Глава 4

«Уютное местечко» представляло собой старинное, заброшенное кладбище самоубийц за чертой города. Облюбовали мы его в процессе подготовки операции, исходя из следующих соображений:

1. Кладбище издавна пользовалось дурной репутацией, а потому никто, даже бомжи и пьяницы предпочитали сюда не соваться. Ни днем, ни тем более ночью.

2. Удобство проезда. Оно находилось в пятнадцати с половиной километрах от кольцевой дороги, метрах в пятистах от Ленинградского шоссе. То есть нам не приходилось петлять по улицам Н-ска.

3. Поскольку кладбище заброшенное, никем не посещаемое, то тут и схороним господина Лисянского, ежели вдруг помрет при наркодопросе…

Затормозив у ветхой полуразвалившейся ограды, я первым вышел из машины. Следом вывалился Могила, грубо вытолкнутый Сибирцевым. Затем появился сам Костя, пошарил в кустах и достал оттуда две заранее приготовленные лопаты.

— Это зачем? — голос «крутого» заметно дрогнул.

— А ты угадай, — подмигнул я.

Костя зловеще ухмыльнулся. По телу Лисянского прошла длинная судорога, губы затряслись. Лицо превратилось в маску безмолвного ужаса.

— Топай, — пихнул его в спину я. — И не бзди… пока. Если будешь себя хорошо вести, лопаты, возможно, и не понадобятся.