— Такой мир даже представить себе страшно, извините… Злость, зависть, ненависть — не случайно женского рода. Хотя у некоторых своеобразных товарищей бытует мнение, будто девушка с оружием в руках — это весьма эротично! И к большому сожалению этих оригиналов, только немногие дамы умеют обращаться с оружием. А на самом деле, отлично, что не умеют. Иначе девушки натворили бы жутких бед! Женщины — сложный народ. — Маша шагала рядом молча, с интересом слушая разговор. — Хотя, если честно, мне нравятся женщины с оружием в руках, — внезапно добавил Егор.
Кристина улыбнулась:
— А женщины на тракторе? В красной косынке? Когда-то, в начале советской истории, это было крайне популярно!
Егор иронии не услышал. Не пожелал.
— Женщина на тракторе — вполне ничего. Только если не едет прямо на тебя!
— Вы почему-то напоминаете мне Вертера, странно, — пробормотала Кристина.
Полковник оказался на редкость начитанным.
— Ничего общего! — категорично отверг он. — Я реально смотрю на мир и на вещи, в отличие от немецкого юноши, чья трагедия — именно в оторванности от земного. Вот, например, пресловутый вопрос о человеческой силе. Это понятие весьма условное и спорное. Нас предупреждают: не ходите по улицам поздно вечером, не бродите по безлюдным переулкам, трущобам. Если что — сразу бегите и умейте хоть как-то себя защитить. Я умею быстро бегать, могу отлично себя защитить и, как вы понимаете, имею опыт драк. В том числе и с применением приемов самозащиты и оружия. Так вот среди бела дня, в центре Москвы, напротив Кремля, в переходе, где всегда толпы народа, меня окружили сразу со всех сторон десять или больше парней, вооруженных цепями, отколотили и ограбили. У меня были с собой чужие деньги — из родного города соседи прислали на разные тряпки. Потом все покупал им по списку на свои кровные. Когда выписался из больницы. Вот вам и цена всем этим предупреждениям. — Снова его резиновая, неприятная улыбка. — Еще один, тоже абсолютно реальный случай. По городу шел чемпион мира по самбо. Позади флегматично тянулась стайка подростков. Он не придал им никакого значения. Ну, гуляют себе пареньки… А пареньки тихонько подошли сзади и оглушили свинчаткой по затылку, проломив голову. Ограбили и убежали. Чемпион мира по самбо тоже, как я, долго лежал в больнице. Спасибо, что выжил…
— Вы закоренелый пессимист! — воскликнула Кристина. — Увы, увы…
— Пессимизм и реализм — вещи разные, — не согласился с ней полковник. — И между дракой и боксом столько же общего, как между пьянкой и катанием на коньках.
Они подошли к лесу. Туда тянулась вытоптанная множеством ног тропинка.
Маша, готовая поскакать по лесной дорожке, вопросительно взглянула на взрослых.
— Наверное, на сегодня достаточно, — заметила Кристина. — Пойдемте назад. Папа ждет… Егор искоса взглянул на нее. «Еж твою еж! И что ее бывшему надо-то было?! Такую бабу бросить! Я бы жил и радовался», — подумал он. Вечно опаздывающий поезд, называла брата Вера… Потом они вместе ужинали на веранде дачи Воздвиженских.
— Вы что пьете? — спросил академик.
— Водку! — буркнул Егор. Он терпеть не мог лакировки действительности и личного образа. И ненавидел церемонии и притворство. — Любимый напиток! А пиво — на втором месте.
— Странно как-то, — задумчиво произнес Геннадий Петрович, выразительно взглянув на дочь. Но та предусмотрительно любовалась плохо выкрашенной стеной. — У меня лично — пиво на первом месте, а водка — на самом последнем.
— Ну да, все правильно! — мотнул головой Егор. — То, о чем вы говорите, — очень характерно. Таков вкус у всех умных людей. Вы любите золото. Жидкое. Жидким золотом ковбои называют пиво. Но я — офицер, а посему к таким, как вы, по-настоящему рассудительным, не отношусь.
Академик удивленно переглянулся с дочерью. Она с трудом подавила улыбку.
— Загадочна и ни на какую другую не похожа русская душа, — философски заметил Геннадий Петрович.
Егор вновь активно поддержал его:
— Хотите, проиллюстрирую вашу мысль? Правда, она не столько ваша, сколько общероссийского производства, еще со времен Достоевского. Когда собираются двое русских, они всегда говорят о русской душе. А картинка… хотя бы такая. Русские точно так же, как за Бога, вполне могли идти на страдание и смерть, доказывая, что Бога нет. Ну, если умирать за веру, что Бог есть, — без вопросов. Но идти на смерть за убеждение, будто Бога нет?! Если этого стула, скажем, нет в комнате — ну и нет! Вынесли в другую, соседнюю! За что тогда вообще бороться?! За его отсутствие? А находились русские, что и за атеизм жизнь отдавали. Во как…
— Это наша национальная драма, — вздохнул академик.
Егор покосился на него, вытащил большой носовой платок и демонстративно высморкался при всех за столом, хотя такой уж необходимости в этом не было. Мальчик, подумала Кристина, глупый подросток…