Пророчества и иже с ними

— Марвей, — торжествующе повторил Дар. — Они с Виткой пытались приспособить парковую беседку под гнездо разврата, но ты испортила голубкам все воркование.

— А ты откуда знаешь?

— Я их еще прошлой ночью засек и хотел пугалку у входа поставить, чтобы всяким разным неповадно было, — невозмутимо признался брат. — Но так даже лучше вышло. Пугалка у меня только зрительная, на три УМЕ, а ты самой баньши дюжину очков дашь!

Я запустила в нахала подушкой, но та мягко шмякнулась в захлопнутую дверь. По коридору застучали босые пятки.

— Смотри, как бы тебе кое-кто кое-чего не дал! Например, ремня по мягкому месту! — досадливо крикнула я ему вдогонку.

Хуже мага в семье только умалишенный.

Или… эх!

Я ополоснула ноги, растерла их полотенцем и сунула в тапочки. Но вставать не спешила — задумалась, глядя в окно на помаленьку оживающий город.

Вообще-то нашу семью пифией не испугаешь. Не такое знавала.

Мама слыла лучшей целительницей в Белории, страждущие приезжали к нам даже с островов. И по иронии судьбы ей самой помочь не смог никто. В осиротевшей комнате до сих пор стоят букеты сухоцветов и даже зимой пахнет знойным лугом…

Отец мог при случае щегольнуть каким-нибудь заковыристым заклинанием, однако предпочитал создавать их, а не использовать. Девять его монографий имелись в каждой магической библиотеке, а адепты Школы Чародеев использовали нашу фамилию в качестве самого страшного ругательства: «Чтоб тебя по Рудничному заставили к экзамену готовиться!»

Дар, напротив, сделал выбор в пользу практики. Папа втайне надеялся, что к выпускному курсу мальчик передумает, но давить на сына не смел: слишком хорошо помнил, как сам сбежал из престижной военной школы, чтобы поступить на факультет практической и теоретической магии.

У Вителии, моей младшей и Даровой старшей сестры, способности были весьма скромные. Родители даже не стали отправлять ее в Школу, сами обучили основам магии. Большего Витке и не требовалось — так, локон раскаленным пальцем подвить, соринку с платья взглядом смахнуть. Зато сестра умела непревзойденно строить мужчинам глазки и часами поддерживать светскую беседу о всяких пустяках. Идеальная жена для аристократа: слишком глупая, чтобы плести собственные интриги, но достаточно умная, чтобы не впутываться в чужие. Неудивительно, что от кавалеров у нее отбою не было, а теперь и от женихов.

Иногда я ей жутко завидовала…

В дверь робко постучались.

— Ладно уж, вползай, клоп, — примирительно буркнула я. Все-таки братишка у меня — прелесть. Хоть и гадость редкостная.

За дверью неодобрительно кашлянули, заставив меня виновато втянуть голову в плечи.

— Госпожа Риона, кушанья уже на столе, велели вас звать, — сухо сообщила Анюра, суровая пожилая дама, которую язык не поворачивался назвать служанкой. Папа в шутку величал ее замкохозяйкой, доверив этой вобле в юбке ключи от всех ворот и кладовок. И, ей-ей, на ее поясе они были в большей безопасности, чем в драконьей сокровищнице!

— Так-таки сами и велели? — не удержалась от шпильки я, представив замогильный голос, раздающийся из супницы.

— Нет, ваши отец и бабушка, — отрезала Анюра, напрочь лишенная чувства юмора. — Изволите спуститься?

— Изволю, — нехотя подтвердила я, оставляя себе хотя бы иллюзию выбора. Ведь если откажусь, замкохозяйка начнет нудно меня уговаривать и отчитывать, потом сбегает наябедничает папе, тот сам поднимется, ну и бабка с ним, куда ж без нее. Эх, распустили мы прислугу! Причем, увы, личным примером…

Настроение у меня по-прежнему было отвратительным, в носу подозрительно свербело. «Прекрасный шанс обмануть судьбу: подцепить воспаление легких и умереть счастливой за день до срока», — мрачно подумала я, распахивая шкаф. Белое — слишком праздничное для завтрака, черное — ненавижу… ага, вот! Голубое с коричневыми оборками и поясом. Натянув платье, я цапнула с комода расческу, не глядя гребанула по волосам и взвыла. Намоченные дождем и абы как высохшие пряди превратились в пук сизого мочала, в котором шпильками торчали выломанные зубцы. Зеркало, к которому я кинулась за моральной поддержкой, отразило еще более безрадостную картину: осунувшееся лицо, тусклые опухшие глаза со слипшимися ресницами, бесцветные губы… Ужас, это ж и за час в порядок не привести!

А может, ну его? Ведь никто и не ждет, что без пяти минут покойница будет выглядеть как весенняя дриада…

Нет уж!

Я покрепче стиснула расческу и, закусив губу, начала яростно раздирать паклю. Не хватало еще, чтобы меня запомнили такой!