Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история

Еще более важную роль играет описание мистических практик, которые, судя по всему, реально использовались апокалиптиками эпохи Второго Храма для получения откровения свыше40. Так, пророк Даниил перед своим последним видением «был в сетовании три седмицы дней. Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней» (Дан 10, 2–3). Аналогичным образом, чтобы получить ответ на свой вопрос о значении пророчества Иеремии, Даниил «обратил <…> лицо мое к Господу Богу с молитвою и молением, в посте и вретище и пепле» (Дан 9, 3). Указание на соблюдение постов, предшествовавшее явлению откровения, мы находим в книгах Эзры и Баруха.

Асенеф, героиня апокрифической «Повести об Иосифе и Асенеф», перед получением небесного откровения проводит неделю в плаче и покаянии. В некоторых сочинениях также говорится об особой диете, которая необходима для получения откровений: так, Эзра перед получением одного из своих откровений питается только полевыми цветами (3 Ездр 9, 23). Некоторые исследователи также обращают внимание на необычность и нетрадиционность – и в то же время психологическую точность видений, описываемых в некоторых псевдоэпиграфических сочинениях. Так, содержащаяся в Третьей книге Эзры беседа героя с таинственной скорбящей женщиной и ее последующее превращение в Иерусалим (3 Ездр 10, 27) выглядит столь необычным для литературной традиции и столь психологически правдоподобным, что опять-таки наводит нас на мысль об описании автором своего реального визионерского опыта41.

Некоторые исследователи идут еще дальше, предполагая, что авторы псевдоэпиграфов не просто приписывали мудрецам древности свои собственные откровения, а реально мистически отождествляли себя с ними, полагая, что им снова явились откровения, когда-то явленные героям древности. Одним из оснований этой идеи могло стать восприятие видений не как внутренней психологической реальности, а как некоторых объектов, существующих независимо от человеческого восприятия. Как отмечает Д.С. Рассел, подобную концептуализацию видений можно увидеть во многих псевдоэпиграфических сочинений, таких как сочинения, связанные с именем Еноха, книга Баруха и книга Даниила42. Еще более очевидным образом откровения приобретают объективный и раз и навсегда зафиксированный характер в Третьей книге Эзры. В ней говорится о том, что Эзра в течение сорока дней получает от Бога девяносто четыре книги Божественного откровения и еще семьдесят эзотерических книг, предназначенных только для «мудрых из народа» (3 Ездр 14, 47–48). Таким образом, небесное откровение в данном случае понимается как книги, которые могут быть даны любому из пророков. Примечательно, что именно в апокалиптической литературе мы находим активное развитие темы небесных книг, которые и являются источниками пророческого откровения43. При подобном подходе откровение приобретает предметный и объективный характер – оно может быть однажды даровано древнему пророку, а затем еще раз открыто автору псевдоэпиграфического сочинения по его собственному убеждению, являющемуся свидетелем конца времен.

Не менее интригующая гипотеза была предложена бразильским исследователем В. Доброрукой. По его мнению, псевдоэпиграфия может «восприниматься и функционировать как разновидность феномена одержимости, в котором реальный писатель представляет себе, что является именно тем человеком, от имени которого он пишет»44. Он строит свою работу на сравнении древнееврейской псевдоэпиграфии с творчеством бразильских спиритуалистов, в частности, известного медиума Шику Шавьера, написавшего более 400 книг с помощью автоматического письма. Шавьер искренне полагал, что не является автором этих книг, приписывая авторство душам, передававшим ему сообщения. По мнению Доброруки, аналогичный феномен связи с душами древних мудрецов (или в случаях Еноха и Илии с телесно вознесенными на небо праведниками) может стоять за псевдоэпиграфической литературой; в частности, он приводит легендарное описание перевода Септуагинты у Филона Александрийского, напоминающее феномен автоматического письма. Согласно приведенной им истории, семьдесят переводчиков в уединении переводили библейский текст на греческий язык, в результате получив абсолютно идентичные тексты, «как будто бы продиктованные» им свыше. Концепция одержимости духом древнего пророка и, тем более, написания псевдоэпиграфических сочинений с помощью автоматического письма, разумеется, может показаться небесспорной и недостаточно подкрепленной фактическими материалами, однако ее, безусловно, никоим образом невозможно исключить из рассмотрения.