Пророчества о войне. Письма Сталину

Конечно, я сознавал ценность и значение созданных там, за рубежом, портретов великих соотечественников – Ленина, Горького, Шаляпина, Павлова, Рахманинова. Но я не мог не отдавать отчета в том, что все лучшее, принадлежащее моему резцу, создано на российской земле, вскормившей меня, вырастившей мое мастерство. Я не мог не чувствовать всей глубины ошибки моей жизни. В США я, конечно же, не имел возможностей для осуществления своих монументальных замыслов. Стремительный взлет Страны Советов, советского монументального искусства двадцатых – тридцатых годов осуществился без меня. А ведь и я мог внести свой вклад в славное дело, свершенное моими товарищами. Начинали-то мы вместе! Будучи оторван от Родины, я вынужденно пригасил пылавший во мне огонь монументальных идей. И многое из того, что могло бы стать бронзой памятников, камнем монументальных композиций, горьким пеплом несбывшихся идей осело на дне моей души. Да, многое потеряно… Но ведь ушедшего не вернешь.

Думал я в тот день и о радости встречи с Родиной, о ее щедрости – в Москве я вновь ощутил себя молодым, жадным до работы. И мне довелось хорошо поработать, забыв о пенсионном своем возрасте: кто же из нас не стремится наверстать упущенное!

«На старости я сызнова живу, минувшее проходит предо мною…» и удивляет меня своей величественной новизной. Как то в разгар лета меня потянуло навестить знакомые места под Звенигородом. Помните деревеньку Дунино, рассуждения мужиков о неудачной войне с Японией, о царских «винополиях»? Это было накануне грозных событий девятьсот пятого года. В знакомом доме я застал писателя Михаила Михайловича Пришвина. Редкостный знаток природы, поэт – Пришвин давно был дорог мне.

Пришвинская философская проза на всех действует благотворно; она очищает, осветляет душу. Встреча с живым писателем оставила по себе впечатление тихого солнечного утра. Михаил Михайлович был великим тружеником, человеком, одаренным абсолютным зрением и тонким слухом, был художником.

Для того чтобы не «заржаветь», художник должен как зеницу ока хранить свое нравственное здоровье, всю полноту чувств. Художник должен быть окрылен. Таким был Пришвин.

На могиле Пришвина стоит изваянная из камня «Птица Сирин». Птица Сирин в древней русской мифологии – символ счастья. Когда я думал о памятнике поэту природы, то ясно представлял себе: ведь каждая строчка Пришвина вечно будет дарить людям счастье.

Встретившись в Дунино, мы говорили с Михаилом Михайловичем о жизни, о современности. Помню, замечательно метко он сказал: «Этика социализма в том, чтобы маленькому вдунуть душу большого». Пусть каждый чувствует себя большим, живет, как большой свободный творческий человек.

Все пущено в ход, нажаты все рычаги, чтобы слабого превратить в сильного, колеблющегося – в уверенного. Человек должен быть большим в смысле гармонического развития ума, чувств, физической и нравственной красоты, неразрывности слова и дела.

…Подводя итог шестидесятилетнего труда, я высказал свое понимание современных задач и путей их реализации средствами пластики в большой статье «Думы скульптора», опубликованной в журнале «Искусство».

Статья нашла горячую поддержку в среде моих товарищей по искусству. Мне было доверено открыть Первый Всесоюзный съезд советских художников. Тогда еще я не был старшим по возрасту. Доверие товарищей меня окрыляло.

Съезд проходил в Колонном зале Дома союзов, в хорошо знакомом мне с юношеских лет беломраморном концертном зале бывшего Дворянского собрания. Я очень волновался, когда в десять часов утра 5 марта 1957 года вышел на почетную трибуну.

В своей речи я подчеркнул, что подлинный художник творит одновременно для настоящего и будущего. Кто не видит во всей глубине настоящее, отрицает и будущее. Историческая тема глубоко современна, если художник осмысливает и чувствует решающую поступь народных масс.

Все мы видели тысячи картин, прочитали сотни превосходных книг, но никогда нам не насытить свою жажду познания. Именно поэтому народ так жадно рвется к искусству – к новым симфониям, новым полотнам, новым романам. Но как горько разочарование, когда наталкиваешься только на повторение пройденного, когда стены увешаны малозначительными, бледными работами, которые ничего не прибавляют к тому, что уже видел, знал и пережил. Как досадно и больно, когда на многих выставках мало встречаешь произведений, которые ошеломляют, поражают воображение, заставляют негодовать и содрогаться, любить и ненавидеть, презирать и преклоняться.

Там, где нет жгучего и острого чувства современности, художник немощен, а зритель равнодушен.

Сейчас мало быть только отражателем. Для того чтобы творить, надо развивать в себе пророческий дар. Мы должны стремиться заглянуть в будущее и с этой точки зрения оценивать и наше прошлое, и настоящее. Мы должны повысить темп своей жизни. Тот, кто не осмыслит время, в которое живет, тот будет топтаться на месте. Художник должен быть философом не для того, чтобы повторять прописные истины, а для того, чтобы служить народу, а не только себе.