Пророчество

Мне абсолютно наплевать на то, что я, будучи благородной дамой, никогда не посещала не то что дворец столицы Светлого Леса, а даже не ступала ногой во внутренний двор королевского замка своей страны.

Мне совершенно нет никакого дела до того, что в эльфийских анналах отразится личность какого-то бедняка, а обо мне — леди из некогда очень уважаемой при дворе его величества семьи, годков через пятьдесят никто и не вспомнит, если уже не забыли. В крайнем случае, буду фигурировать в фольклоре менестрелей, как профессиональная разбойница, обкрадывающая богатеев и раздающая награбленное нуждающимся. Ну, или, смотря каким боком удача повернется, как безуспешная воровка, которую показательно вздернут на виселице на центральной площади в весьма юном возрасте.

Да, несмотря на происхождение, мечтаю о карьере справедливой преступницы. И это — не очередная прихоть наивной и капризной девицы, избалованной в раннем детстве авантюрными историями. Просто о чем еще грезить, если судьба не предоставляет иного выбора?

Нынешнее улучшение ситуации — явление временное и связано лишь с тем, что по воле рока я оказалась в одной темнице с Улиссом. Освободили за компанию, так сказать. А что дальше? Как долго продлится покровительство архимага Крайтиса? Пройдет суд, и мне, в лучшем случае, дадут краюху хлеба, пару медяков, да помашут на прощание ручкой. Уверена, именно так и поступят.

Ученик чародея с милой неловкостью пытался за мной ухаживать, обещал заботиться, замолвить словечко перед новым друзьям или перед тем же бывшим узником Острадом. Но кто я им? Чужая, не представляющая собой никакого интереса особа. Правильно, зачем кормить беспризорницу, если можно выставить ее вон и не беспокоиться за свое имущество? Покамест подозрительная бродяжка, чего доброго не начала проявлять свои шальные наклонности.

Выгляжу, конечно, далеко не как взрослая, но суровая жизнь давно превратила меня из ребенка в сильную самостоятельную личность. Поэтому все пойму, не огорчусь и плакать не стану.

Но вот другое до слез обидно. Улисс — мальчишка, и поэтому, как все мужчины, он не оценит всей той удивительной красоты знаменитого вечнозеленого сада-дворца. А мне бы хоть одним глазком взглянуть на искусство эльфов.

Цветы — еще одна моя слабость. С равным упоением я увлекалась, как проглатыванием захватывающих приключений (особенно любила читать сидя у отца на коленях), прослушиванием на ночь чудесных сказок из уст мамы, так и общением с Вильхельмом.

Кстати, вспомнила нашего садовника и забираю свои слова обратно, — не все представители сильного пола расы людей безразличны к прекрасному. Правда среди кухарок ходили слухи о том, что в родословной Вильхельма встречается и эльфийская кровь. Его даже называли за глаза Вильхелиэлем. Тогда я была совсем маленькой, всему верила и еще не знала о том, что межрасовое отношения бесплодны, а если и дают потомство, то настолько болезненное, что оно погибает в раннем младенчестве. А основой для сплетен служанок скорее всего поспособствовало очень вежливое обращение садовника с дамами, особенно по сравнению с окружавшим их грубым необтесанным мужичьем.

Для окружающих Вильхэльм казался странным, а для меня самым умным, после папы, человеком. Всегда улыбчивый он с особым трепетом выполнял свои обязанности, с такой нежностью лелеял каждый лепесточек, настолько искренне радовался каждому листику, с ни чем несравнимым восхищением следил за укреплением каждого побега и так охотно посвящал меня в тайны растений, что порой и в самом деле, закрадывалась мысль о родственной связи садовника со светлыми. Не припомню и дня, чтобы мы вместе что-нибудь не сажали, поливали, окучивали, строили клумбы… И мне это было не в тягость, а жутко нравилось! Я ощущала не усталость от работы, а наслаждалась творческим процессом. "Секретную" информацию впитывала, как мягкие пористые остовы беспозвоночных животных, обитающих на дне океана, которыми торгуют гномы и коими приноровились отдирать застывший на мисках мир и отдирать с горшков нагар посудомойки.

Вльхельм был не слугой, а другом. И он даже давал мне уроки фехтования. Клялся, что схватываю науку на лету и поражался моим успехам.

Но больше всего я благодарна Вильхельму, за то, что привил ко мне тягу к цветам. А чуть позже пришло осознание того, что данное пристрастие полезно не только для получения эстетического воспитания или удовлетворения душевных порывов, но еще и крайне полезно с практической точки зрения. Очень часто, благодаря использованию знаний, полученных от садовника, находился выход из довольно затруднительных положений. Вот и сейчас подобный случай.