Пророчество Корана

Именем Бога милосердного и всемилостивого. Пусть он всегда пребудет с тобой, девочка моя. Пишу тебе, моя ненаглядная газель, с террасы Бид-Абуксара, что над воротами Новых Радостей гранадской аль-Хамры [80], предместье аль-Байязина передо мной, и слышу я журчание ручьев. Зима эта выдалась суровой и дождливой, кости мои старые чувствуют непогоду и болят. Вот уже несколько недель беспрерывно идут фахс ас-Сурадик, военные парады, которые проводит твой двоюродный брат Юсуф в канун обороны крепости Гибралтар. После кампании будут заключены новые договоры и контрибуции, посему уже принято решение о благословенном возвращении твоем и твоих двоюродных братьев. Благодарение воле Аллаха.

Я разделяю твою тревогу по поводу казни в Севилье лазутчика. Тебе не надо бояться гнева убийц, потому что душа твоя чиста, моя сладкая крошка. Я навела кое-какие справки, и мне открылись подробности необычного политического заговора. Убийцы эти вступили в сговор с неким жирным и толстобрюхим христианским монахом, который занимается выкупом пленных. Имя его брат Ламберто, по моим сведениям, он поддерживает тайные связи с фанатиками из пещер Сабики, которых уже неоднократно посещал. Случайность? Простые переговоры? От этих грязных людей, жадных и корыстных клерикалов-христиан, можно ожидать любой подлости.

Убийцы — не федаины [81], а простые наемники, они не связаны фатвой, неукоснительным религиозным долгом, налагаемым на них каким-нибудь алимом с целью устранения отлученного или богохульника. Для них ты не представляешь цели.

Ничего мне не пишешь, как идут поиски Священной книги султана аль-Мутамида, поэта Исбилии. Уж не забыла ли ты о священной обязанности? На страницах тех спрятана тайна тайн, на зависть всем нашим братьям по суфизму. Твой покровитель адмирал и сам король могли бы тебе помочь, однако, что бы ты ни предпринимала, никогда не забывай о своем добром имени и безопасности. Я надеюсь скоро прочесть Алькоран вместе с тобой в мечети Гранады и поговорить с улемами на богоугодные темы.

Пусть Аллах прояснит твои глаза и скрасит твое суровое заточение.

Целую в щечки, моя сладкая маленькая газель. Твоя бабушка Фатима.

Яго охватила безудержная радость от сознания того, что убийственные стрелы гранадских фанатиков поменяли свою траекторию, однако во взгляде его тут же появилось недоумение. Ведь речь шла о монахе-махинаторе и о его каких-то идиотских кознях.

— Я чувствовал это, — сознался он, помотав головой. — С момента, когда увидел шутовскую рожу этого монаха в аптеке Арагонцев, когда он шептался с сестрой Гиомар, я так и знал, что речь шла о каких-то темных делах.

— Ты сам убедишься, что сеть плетется ловкими ручками доньи Гиомар, этой лицедейки, а нити прядет неизменная ее госпожа, королева португальская, — подхватила назарийка.