— Там, на границе, я встречаюсь с мавром, который передает мне пакеты для сеньоры Субаиды. Думаю, адмирал знает об этом и смотрит сквозь пальцы, потому что лично ему я передаю сведения чисто военного характера, которыми он пользуется. Однако меня в любой день могут повесить за такое «нашим и вашим».
— Ты уж поосторожнее, Ортега. Мне не хотелось бы терять настоящего друга.
— Это моя работа, Яго. Мне это поручили когда-то мои закадычные друзья, хотя между собой они смертельные враги. Кожей я теперь хамелеон, слух получше, чем у лисицы, а нюх не хуже, чем у хорька. Могу извлекать выгоду из, казалось бы, бесполезных вещей, могу, как кабан, нарыть кое-что там, где вроде бы ничего и нет. В моих жилах текут две крови — иудейская и мавров, так что мне приходится крутиться, если я хочу выжить во всей этой заварухе. А как иначе? — Он поперхнулся, смачно отхлебывая из кружки.
— Прими мою признательность, Ортега, не забудь, я плачу в этот раз.
Он с чувством похлопал судью по спине, и они за оживленной беседой закусили вино маринованной форелью, а потом неверными шагами покинули забегаловку. Изрядно набравшийся Ортега остановился помочиться на углу грязной улицы, изрыгая проклятия по поводу паршивого борзого пса, который его обнюхивал. Яго, закутываясь в плащ, зашелся от хохота, наблюдая, как пес прыгал, уворачиваясь от струи. Он ценил этого жизнелюбивого и стойкого человека, который умел встречать суровую реальность с достойной наглостью.
По дороге домой он спрашивал себя еще и еще раз, стоит ли говорить о слухах Субаиде и нужно ли предупредить ее о новой угрозе. Ему казалось, что дело закручивается слишком туго, и его душу снова стало точить темное и невыносимое беспокойство, предсказывая грядущие беды.
Роскошная тюрьма Субаиды, дворец адмирала Тенорио, была почти необитаема. Яго прошел ворота ограды, его встретил приветливый, предупредительный Хаким и проводил в пристройку с побеленными стенами и светлыми окнами, где Субаида подбирала на скрипке аккомпанемент для стихов. Схватив друг друга за руки, они жарко поцеловались, медик вручил ей флакон с микстурой из лаванды и ириса для укрепления ее капризного желудка и мешочек снадобья для печени, настоянного Фарфаном на тычинках туберозы. На столе в беспорядке лежали астрономические таблицы, астролябия, гусиные перья и свитки папируса, помеченные непонятными знаками. Девушка стыдливо опустила шелковую вуаль на лицо, закрепив ее в волосах, тщательно заплетенных в косы. На пальцах ее сверкали драгоценные кольца, всем своим видом она выражала бесконечное почтение к своему врачу. Тронув струны смычком, она пропела высоким голосом:
Их тут же потянуло друг к другу.
— Поешь о невозможной любви, Субаида?
— Пробую положить на музыку стих аль-Мутамида, чтобы ты не забывал о нашем деле. Мы должны поспешить. Не время отступать.
— А я не забываю, жду подходящего момента. Я завел знакомство с матерью-аббатисой — добрая женщина, — я лечил ее от стоматита. Она уже молилась за меня, думаю, скоро буду пользоваться ее доверием, не сомневайся. Дай время, у нас с тобой общие цели.
— Ты нашел могильные плиты, о которых я тебе рассказывала?
— Мое передвижение по монастырю ограничено, но за садом действительно находятся развалины, — доложил Яго. — Я искал спорынью, чтобы подлечить настоятельницу, и видел, как у одного из входов, которые монахини называют «шелковой лавкой», несколько послушниц, сидевших вокруг колодца, чистили, скребли и выглаживали стилетами, известковыми камнями и кварцевыми кругляками палимпсесты и древние пергаменты. На большинстве были видны остатки греческих, латинских, куфических и арабских письмен, это я понял с одного взгляда, потому что привык к ним еще в Салерно. Очевидно, что они располагают каким-то обширным источником, из которого делают свои scriptoria [79]
, после того как вычистят и отбелят.— Ну вот, я же говорила, так оно и есть. Какое варварство! И только одному Богу известно, какие тексты они уничтожили из-за своего невежества!
— Судя по тому, с каким безразличным видом они предаются своему занятию, они действительно не ведают о ценности рукописей, которые так решительно уничтожают. Этим простодушным женщинам, если они на самом деле уничтожают библиотеку владыки твоих снов, работа представляется обыденной и занудной. Поди упрекни их в чем-нибудь.
— И все-таки надо бы прояснить, какую роль здесь играет эта коварная мать Гиомар. Наверняка это все исходит от нее, — убежденно сказала она.