Скайуокер видел, что убедить её не получиться, хотя и ощущал, что сама Асока думает не совсем то, что пытается внушить ему. И понимая, что Энакин может это понять, поспешила отвернулся и начать собирать в корзинку остававшиеся фрукты. Нет, нельзя ему видеть её настоящие чувства иначе выяснил он, что на самом деле с каждым её словом в сердце ей втыкается острый нож, а душа сжимается от боли. Этот поцелуй легко и безо всяких усилий разрушил всю ту стену, что она так упорно до этого воздвигала вокруг своего сердца. Ту, что не позволяла ей понять, что Асока на самом деле чувствует к своему бывшему ученику. Не позволяла проследить весь путь этого чувства от первой встречи к сегодняшнему дню. То, как из детской дружбы-покровительства она постепенно, день за днём, превращаясь в любовь, самую настоящую и крепкую, которая выдержит всё и победит. И которую поэтому нужно зарубить на корню, ведь они не простые республиканцы, которым всё можно и которые были бы счастливы, открыв для себя взаимное чувство, они—джедаи, для которых любовь и привязанность — страшнейшие из запретов. Но почему же это так больно, словно ты сама живьём отрезаешь от себя кусок плоти. А он упорно не желает отделяться, заливая кровью всё вокруг. И уж больно так, что слезы готовы хлынуть, всё труднее становится их сдержать. Асока встала и посмотрев на небо, поспешила сказать, что следует возвращаться, ведь уже начинает темнеть. Энакину ничего не осталось, кроме как взять у Тано корзинку и пойти вперёд, тогрута двинулась следом и не поднимая глаз, продолжала думать о том, как они будут теперь жить. Как прежде — не получится, как по-другому — неясно. И до конца отпуска ещё почти три недели, надо бы уехать, но так не хочется покидать это тихое и уютное место. Асоке нравилось здесь и она даже подумала мимолётом, как было бы здорово поселиться здесь, устроив родовое поместью, какое обычно бывает у семейных пар... На этом месте Асока себя одернула, обрывая ненужные мысли, этому всё равно не бывать. Их семья — это Орден, а поместье—храм. И вообще, почему их? Его и её, только так и никак иначе. Это тяжело, мучительно, но так надо, так будет лучше. И придя домой, оба несказанно удивили Селину и Дарреда своим хмурым видом и странным молчание, обычно-то они всегда весело болтали и обсуждали прогулку, после рассказывая супругам где они сегодня побывали. Но на все вопросы ответа они так и не дождались, Асока, извинившись, не стала ужинать, а сразу ушла у себе. Не заходя в комнату, отправилась в ванную и набрав полную ванну горячей воды, напустив туда пены с ароматом сирени, вытянулась в полный рост, утопая в ароматных белых клубах. Неизвестно, что она надеялась таким образом смыть, возможно прошедший день и то, что он принёс, или же те глупости, что до этого загромождали ей сознание. Кодекс, правила, запреты. Какая же это ерунда в сравнении с настоящим чувством, что заставляет душу радостно трепетать, сердце, то замирать, то биться быстрее. Асока не узнала бы о том, что оно есть, если бы не этот поцелуй. Тано подняла голову к потолку и закрыв глаза, мигом воскресила в памяти произошедшее на берегу озера, чтобы тут же сжать эти воспоминания в мысленный кулак и погасив вылезшую на губы улыбку, затолкать их в самый далёкий угол сознания, придавив каменно-твёрдыми понятиями Орден, Кодекс и Правила. Из-под них им точно не выбраться.
«Как же хорошо он целуется. И где только научился? Узнаю, кто научил, прибью. Обоих» — подумала Асока и сжала кулаки, жажда праведной мести — «Стоп, стоп, стоп, Асока, ты, кажется, ревнуешь! Нельзя, нехорошо, забудь об этом и не вспоминай. Не было ничего, ясно тебе?»