Пророчество орла

— Думаю, да. Сразу после пленения он держал меня в цитадели, в крохотной клетушке. Несколько дней подряд меня пытали, чтобы выжать все возможное насчет этих хреновых свитков. Сначала просто били, потом отволокли в его покои, где за допрос взялся он сам. Он и его хренов сынок. У молодого Аякса сильна палаческая жилка.

Катон улыбнулся.

— Тебе, наверное, приятно будет узнать, что он повторил твою судьбу. Несколько дней назад мы захватили его в плен вместе с парой пиратских кораблей.

— Рад слышать, центурион. Ублюдок заслужил свою участь после того, что проделывал со мной… Но ладно, ближе к делу: я их там видел, свитки. На его письменном столе. Телемах доставал их несколько раз, когда они меня пытали. Свитки хранятся в небольшом сундучке. — Секунд помедлил, восстанавливая картину в памяти: — Он черный, отделанный золотом и камеями из оникса. В последний раз меня допрашивали больше месяца назад. Думаю, Телемах и сейчас хранит их для верности поближе к себе, в своих покоях. Но тебе не помешает узнать кое-что еще. Я думаю, у Телемаха на вашем флоте имеется шпион. Он как-то сказал, чтобы я оставил всякую надежду на то, что меня вызволят, и похвалялся тем, что о Равеннском флоте ему известно все, до мельчайших подробностей. Более чем достаточно, чтобы обеспечить его победу.

— Они ждали нас, — подтвердил Катон. — Мы потеряли несколько кораблей и сотни людей. Насчет шпиона ты совершенно прав. Пираты точно знали маршрут, чтобы перехватить нас, где им удобнее, и были осведомлены насчет того, что наши корабли перегружены припасами и снаряжением. Если только нам удастся выловить этого соглядатая, его не убережет никакая земная сила. На куски порвут.

— Да, они похвалялись тем, что разбили Равеннский флот, но я им не верил. — Секунд печально повесил голову, переживая поражение, ибо, как и все римляне, был воспитан в убеждении, что Рим непобедим. Что же до Катона, — ему, побывавшему на дальних рубежах Империи, то, что разбросанные, растянутые на огромные расстояния легионы и флоты ухитряются успешно защищать эти немыслимой протяженности границы, казалось почти чудом.

— Похоже на то, что не зря Телемах так в себе уверен, — тихо продолжил Секунд.

Катон покачал головой.

— Ему до сих пор везло, но вечно это продолжаться не может. Его время вышло или кончится очень скоро. Вот увидишь. А теперь скажи мне, что было после того, как они покончили с допросами?

Секунд свободной рукой указал на свое истощенное тело.

— Меня отправили на конюшни, присматривать за мулами. С тех пор я каждые три дня готовил тюки с припасами, грузил на долбаную лодку, садился на весла, переправлялся через залив и лез с мулами на эту проклятую гору.

— Когда остальные вас хватятся?

— Нас будут ждать назад нынче к ночи.

— Прекрасно, — сказал Катон. — Вообще-то я удивлен тем, что они не держали тебя где-нибудь в надежном месте, откуда не убежать.

— Я был под постоянным присмотром.

— Тоже верно. Но ведь ты основательно ознакомился с этой базой, а значит, представлял бы для пиратов угрозу, если бы тебя выкупили.

Секунд взглянул на Катона.

— А с чего ты взял, что они вообще собирались меня отпускать? Ну и потом, один из них как-то сказал, что они собираются покинуть этот залив и обосноваться на новом месте, найти другие охотничьи угодья.

— Телемах когда-нибудь поминал «Освободителей»?

— Он говорил, что есть разные партии, заинтересованные в получении свитков

— А имя своего человека не поминал?

— Ни разу. Но мне кажется, я его как-то видел. — Секунд наморщил лоб, припоминая подробности. — Я грузил провиантскую лодку, когда прибыл корабль, и высадил римлянина. Стража тут же отвела его в цитадель. Имя его мне неизвестно. Ему за тридцать, может, под сорок. Телосложение среднее… Внешность ничем не примечательная. Если не считать шрама.

— Шрама? Ну-ка, поподробнее.

— У него на щеке красная отметина, как от ожога. Прости, это все, что я могу припомнить.

— А больше и не надо. Если я тебе его покажу, узнаешь?

— По шраму, думаю, да.

— Его зовут Анобарб. Это имя тебе что-нибудь говорит?

— Извини, ничего. — Секунд опустил голову и принюхался к содержимому миски. — Я тебе не говорил, что ты великолепный повар?

— Варева достаточно, ешь, сколько хочешь. Смотри только, не перегрузи желудок. Как я стану объяснять Нарциссу, что спас тебя от пыток и рабства, чтобы угробить, перекормив?

Секунд рассмеялся, и ему попало не в то горло: он закашлялся, разбрызгивая похлебку. Катон в тревоге вскочил и, обежав костер, стукнул его по костлявой спине. Потом поднял руку, чтобы повторить удар, но тут Секунд уклонился и закричал:

— Эй, хватит! Хорош! Я в порядке. — Он прокашлялся, а потом издал смешок. — Прости, что так получилось, но я не смеялся уже несколько месяцев. Не осмеливался. Спасибо тебе, — улыбнулся Секунд. — Благодаря тебе я почувствовал себя гораздо лучше. Почти человеком. Спасибо, центурион Катон.

В какой-то миг чувство облегчения было почти непереносимым, и к Секунду подступили слезы, но он быстро утер их, поставил миску на землю и поднялся.

— Пойду посплю.