Пророчество

Ночью я спал плохо: изувеченное тело Эбигейл плавало в воде, плавало в моих снах и в моих мыслях наяву, совесть терзало сознание, что я мог ее уберечь, да не сделал всего, что было в моих силах. Пойди я сразу к Уолсингему, вместо того чтобы доказывать свою сыщицкую доблесть, кто знает, может, девушка осталась бы жива. Задаваться подобными вопросами бессмысленно, однако изгнать их не удавалось, и до утра они точили мой мозг, острые, настойчивые, будто бесы, что протыкают вилами грешников и отправляют их в адский огонь.

Мари ждала меня у окна, волосы были уложены в высокий узел, она, без сомнения, знала, что ее фигуре льстит этот серый предутренний свет. Едва я прикрыл за собой дверь, как она с горящими глазами подскочила ко мне, ухватила за рукав:

— Вы слышали, Бруно? Вчера вечером во дворце убили еще одну девушку! — Она чуть ли не смаковала новость.

— Это ужасно! Кто вам сказал? — Весь мой шпионский опыт понадобился, дабы придать лицу соответствующее выражение испуга и потрясения.

— Кто-то из слуг, — пожала она плечами. — Слуги поутру отправились на рынок, а город, я так понимаю, гудит слухами. Еще одна фрейлина королевы, и убита точно так же, как первая, — на груди у нее вырезали астрологические знаки.

Ласково, но твердо я отвел ее руку от своего локтя и устроился подле камина, протянув ладони к танцующему пламени. Не могу себе представить, чтобы Мари поднялась спозаранку посплетничать со служанками, но кто ее знает. Если она не солгала, значит, известие об очередном убийстве распространилось с невероятной скоростью вопреки всем усилиям Уолсингема и Бёрли загасить слухи. Но это — если.

— Но ведь убийцу схватили несколько дней тому назад?

— Конечно! — Мари то жмурилась, то широко раскрывала глаза от восторга. — Значит, взяли не того человека или же их несколько. Подумать только, ее убили, как раз когда мы, ни о чем не подозревая, наслаждались музыкой! Кошмар! — Она театрально передернула плечиками. — Между прочим, я припоминаю, там началась какая-то суета: советники королевы входили, уходили, я тогда еще подумала, зачем же они портят концерт? Потом вошел граф Лестер, с виду очень взволнованный, и сел рядом с королевой. Это они, значит, обнаружили тело? Наверное, как раз в тот момент, когда вас расспрашивали насчет вашей методы запоминания? И вы ничего не слышали?

Мне почудилось, будто последние слова она произнесла с нажимом, и я поспешил заглянуть ей в глаза, но Мари преспокойно встретила мой взгляд и кротко сложила руки на груди.

— Я видел, как дворцовые стражи торопливо куда-то прошли, потом вернулись, но я ничего особенного не заметил. Меня отвели в какое-то дальнее помещение и там подробно расспрашивали о моей работе. Что бы ни произошло, это, наверное, случилось в другой части дворца. — Я даже плечами пожал, чтобы продемонстрировать, до какой степени все это неинтересно.

— Кто вас расспрашивал? — Легким тоном, но не сводя с меня глаз, так что сморгни я — и сразу выдал бы свое замешательство.

— Лорд Бёрли.

— А! — Она кивнула, улыбнулась, устроилась на скамье подле меня, расправляя и приглаживая свои юбки. Долго расправляла, пока не добилась желаемого эффекта. Тогда принялась за меня, провела пальчиком по запястью, будто нащупывая мой пульс, по нему сверяя, правду ли я говорю. — Вы ведь не станете обманывать меня, Бруно?

Под ее пальчиком кожа пошла мурашками.

— С какой стати мне лгать?

— Не знаю. Может быть, вы прячете от нас женщину? — покосилась Мари на меня с шаловливой улыбкой.

— Возлюбленную при дворе? — Я выдавил из себя ответную улыбку. — Где уж мне. Нет никакой женщины. Я живу отнюдь не так интересно, как вам представляется, мадам. Дни мои по большей части проходят в библиотеке, среди пыльных рукописей.

Опять эта кошачья улыбка. Мари аккуратно сложила руки на коленях. Я позволил себе тихонько выдохнуть: допрос вроде бы закончен.

— Что ж, посмотрим, может быть, нам удастся как-то оживить эти ваши скучные дни. Итак, Бруно, вы наставник, я — ваша покорная ученица. Я вся в ваших руках, придайте мне ту форму, какую пожелаете.

Благостное и кроткое выражение лица, но в уголках глаз затаилось озорство, на которое я предпочитаю не обращать внимания. Мне только и остается, что притвориться наивным, понимать все буквально, не дать намекам проникнуть глубже поверхности. Притвориться тупицей, которому не разгадать двойной смысл чуть ли не каждого ее слова.