Пророчица

Приступаю к этой, завершающей мой роман, главе с внутренним ощущением определенной торжественности — видимо, неизбежной в моем положении. Начиная писать, я вовсе не был уверен, что доведу дело до конца. Хорошее знание себя (прожив полвека, поневоле что-то о себе узнаешь, и баланс такого знания далеко не всегда складывается в пользу подводящего итоги бухгалтера; благостной картинки частенько не получается) настраивало пишущего на прогноз, который трудно было бы назвать чрезмерно оптимистичным. Но глаза боятся — руки делают, и сейчас я уже могу не опасаться, что моя затея останется в ряду прочих начинаний, до которых я всегда был большой охотник и которые редко осуществлялись мною до победного конца. Отсюда и торжественность. Взявшись за эту главу, стыдливо поймал себя на мысли, что в голове крутятся безбожно затрепанные потомками слова классика: «Еще одно последнее сказанье и…» Мне и самому ясно, что они здесь совсем не к месту, но в памяти моей всё же всплыли — потому что они выражают мое самоощущение: я у финиша… добежал… еще чуть-чуть и всё. При этом читатель вовсе не должен на основании сказанного считать, что я так уж доволен и горжусь своим детективом. Торжество здесь не имеет прямого отношения к роману — это, как уже было сказано, факт авторской биографии. Автор — тоже человек, и он по-человечески собой доволен: поставил себе цель — и осуществил ее. Можно себя и похвалить за это. Что же касается самого результата, то здесь более уместны другие строчки того же классика: «Кончаю! Страшно перечесть…» Как и всякий, наверное, молодой автор, я испытываю смешанные чувства: здесь и робость (получилось или нет?), но здесь же и надежда (может, кому-то и понравится? почему бы и нет?), и твердо уверен лишь в одном: если читающий дошел до этих строк, значит у написанного мною детектива есть читатель, которого не оттолкнула некоторая необычность детективного повествования, обилие авторских отступлений и прочие замеченные им дефекты текста и который теперь уже дочитает весь текст до конца (не бросит же он его на этом месте — это было бы странно). А на том, что написанное — именно детектив, я буду неколебимо стоять до конца. Никакая критика не заставит меня отступить с этой позиции. Роман можно оценивать как хороший или неудачный, увлекательный или скучный — оставим читателю право выставлять оценки, ему судить о качестве прочитанного, — но в любом случае это детектив: все базовые требования жанра в романе соблюдены.

Опять я отважился на отступление от сюжета, и на этот раз мои лирические излияния попали в начало главы, чего до сих пор не было и теперь уже не повторится. Однако пора переходить к непосредственному повествованию о разоблачении преступников (когда же их разоблачать, как не в последней главе?), но до того придется (и это уже в согласии со сложившейся традицией) сказать несколько слов о происхождении использованной в заглавии строчки. Она из песни про гражданскую войну (которая называлась «Песня о Щорсе» — я не поленился и нашел ее в старом песеннике):

Шел отряд по берегу,
Шел издалека,
Шел под красным знаменем
Командир полка.
Голова обвязана,
Кровь на рукаве,
След кровавый стелется
По сырой траве.

Как и большинство «революционных песен», появилась она в тридцатые годы (может, в каком-то кинофильме тех лет), и ее часто исполняли по радио — оттуда я ее и запомнил. В процитированных строчках есть некая странность: получается, что раненый командир полка идет в строю, а из него чуть ли не потоком хлещет кровь — что это за порядки в Красной армии? Однако можно понимать упомянутую кровь и как поэтическое обобщение: след кровавый стелется за идущим по берегу отрядом, и пролитая командиром кровь — лишь капля в тех потоках крови, которыми отмечен весь путь отряда. Мне кажется, что взятая в заглавие строчка как нельзя лучше выражает содержание главы, в которой выясняется, что описанное в предыдущих главах кровавое преступление имеет свою давнюю историю, которая не только закончилась, но и начиналась кровопролитием. Есть тут определенная аналогия с историей, тянущейся от Щорса к нашим дням.

Всё. Начинаю свой завершающий дело рассказ.