Это, если кто не знает, строчка из песни — старинного и довольно известного романса на стихи Полонского: «В одной знакомой улице я помню старый дом…» Наверное, не совсем кстати начинать свой рассказ с этой строчки. В стихах Полонского — большинство и знает про этого поэта благодаря романсу — речь о любовном воспоминании, о «чудо-девушке», о том, что было когда-то, но почему-то не состоялось до конца, о чувстве, которое еще бередит душу. Можно сказать, воспоминание о несбывшихся мечтах или, может быть, о непоправимой ошибке. В любом случае — ничего схожего с той историей, которую я собираюсь рассказать. Абсолютно не та интонация и ничего схожего в испытываемых чувствах. Единственное сходство в том, что всё, к описанию чего я намереваюсь приступить, было очень давно — двадцать лет прошло с тех пор, как я покинул этот
Мысль написать роман с закрученным сюжетом, с чертовщиной, жуткими событиями и кропотливым распутыванием всех завязавшихся узелков, логическими рассуждениями и выводами, приводящим в финале к прояснению всех выглядевших таинственными и несуразными происшествий, возникала у меня давно и неоднократно. Тем более, что канва будущего романа — а я сразу знал, что это будет детектив — была у меня готова, мне не надо было придумывать сюжет и изобретать загадки: всё это было подарено мне судьбой.
Сказал «подарено» и подумал, что это сейчас, через годы, я могу посмотреть на факты с такой точки зрения, а когда все эти события происходили, подарком они мне не казались — никакой увлеченности, ощущения личного участия в захватывающем приключении у меня не было. Тягостные были чувства, от которых хотелось поскорее избавиться. И подарком судьбы я тогда считал совсем другое обстоятельство, о котором расскажу позже, когда до этого дойдет дело. Так вот. Обдумывая возможный будущий роман (а я всё никак не мог оттолкнуться от берега и отдаться на волю волн — и хочется, и куражу недостает), я сразу запланировал, что в первой главе надо будет познакомить читателя со сценой, на которой будет разыгрываться моя история, и с ее персонажами — теми, кто будет в ней непосредственно участвовать. Но как я буду это делать — знакомить, описывать, представлять — мне было совсем неясно. Существуют сотни и тысячи разных зачинов, и очень многое зависит буквально от одной-единственной первой фразы. Начни с предложения: «По утрам он поет в сортире…», и будет один роман, а напиши: «Все счастливые семьи…», и возможность романа, аналогичного первому, будет исключена напрочь — повествование пойдет совсем по другому пути. Но ни в том, ни в другом случае детектива не получится. А мне с моим сюжетом нужен только детектив.
Я несколько уклонился, — чувствую, что со мной это будет происходить регулярно, — но теперь, слава богу, вернулся к тому, с чего начал: к первой фразе, и могу, наконец закончить свою исходную мысль. Несмотря на полное, казалось бы, несоответствие строчки Полонского тому, о чем я буду рассказывать, когда она сама собой всплыла в моем сознании, я почувствовал — вот оно, то, чего мне так не хватало, чтобы взяться за дело. Почему-то я ощущаю эту строчку как некий камертон. Почему? Не знаю. Могу только надеяться, что это и есть симптом желанного вдохновения. Некое ниспосланное мне сверху наитие, а не проявление моей литературной неопытности и отсутствия таланта. Впрочем, наверное, все эти ощущения и рассуждения по поводу первой фразы не так уж и важны. Всё равно как-то надо начинать, а что тебя подтолкнет к этому, какое-такое наитие — дело второстепенное и, как говорил один литературовед, всего лишь