Неоспоримым было одно: если отрекусь, Влад больше не сможет меня преследовать. С отреченными даже болтать нельзя, не то, чтобы… Что? Неужели тот поступок — то зверство, жертвой которого я стала — как‑то связан с атли? Неужели Влад знал, что я из его племени? Но зачем тогда он… Ведь членам племени не воспрещается иметь детей от людей! Дикость какая! Даже думать об этом — дикость, а сделать…
Ноги подкосились, и я рухнула прямо на траву. Меня трясло, по щекам катились крупные слезы. Нельзя было забывать, делать вид, что все в прошлом. Такое не забывают…
— Поля, Поленька! — Голос Филиппа прозвучал где‑то у уха, теплое дыхание обожгло висок, сильные руки оторвали от земли, прижали к груди. — Ну, ты чего?
Я замотала головой, обняла его крепко. Нужно было кого‑то обнимать, иначе просто рисковала свалиться в пропасть собственных страхов.
— Нет, прошу тебя! Пожалуйста, не заставляй меня! Я не смогу…
Голос — почти истерический — перешел во всхлипывания, амплитуда была такая сильная, что они отдавали болью в грудной клетке.
— Все хорошо, — шептал Филипп и гладил меня по голове. — Все хорошо, я с тобой.
Ничего не хорошо — теперь я понимала это точно. Теорию о том, что нужно шагнуть навстречу страху, и он отступит, я похоронила с почестями. Ни к чему хорошему она не приведет. Нужно бежать, спрятаться. Думать, что делать со всем этим.
Филипп не питал особой симпатии к вождю атли…
Я подняла на него глаза и решительно сказала:
— Я должна бежать. Сегодня же. Ты спрячешь меня?
— Бежать? Но… от чего?
— От него. От Влада Вермунда.
— Он что‑то сделал? Постой, вы… знакомы?
— Прошу, Филипп, у меня мало времени! Ты поможешь?
Мгновения, пока он размышлял, показались вечностью. Я смотрела в сторону дома, боясь, что Влад сейчас выйдет, схватит меня и вновь запрет там, где никто не сможет найти, услышать.
— Хорошо. Никуда не уходи, я пригоню машину.
И направился в сторону дома.
— Куда же я пойду? — пробормотала я, обнимая себя за плечи.
Было бы куда податься, я бы тут уже не стояла.
До квартиры Филиппа мы доехали без приключений. Он не спрашивал ничего, а я не торопилась рассказывать. Вещи собирала быстро, не заботясь о том, что могу что‑то забыть. У меня‑то их было всего — ничего, немного шмоток и совята на подоконнике. Их я оставила напоследок.
Филипп разговаривал по телефону в гостиной, пока я упаковывала большую сумку Матвея.
Матвей… Интересно, как он там? Думает ли обо мне, вспоминает ли? Невольно я обидела его, а это плохо. Обижать близких — большой грех.
Вдруг громко щелкнул дверной замок, и я застыла. Повернулась, понимая, что бежать некуда. Бессмысленный фарс — истеричные сборы, нелепая уверенность, что все получится. Да и бравада Филиппа куда‑то вдруг подевалась — он стоял в коридоре, потупившись. На меня не смотрел.
— Оставь нас, Макаров! — приказал Влад.
— Влад, я не думаю…
— Это не просьба!
Филипп вышел, и я громко выдохнула. Нас было трое в квартире: я, Влад и мой страх. Последний, казалось, занял все пространство, дышать стало решительно нечем, и я невольно потянулась к горлу.
— Как давно ты знаешь, что ты атли?
Резкий вопрос стегнул похлеще плети. Ни намека на сожаление в зеленых глазах, ни капли сострадания на лице — только решимость.
Я покосилась на ноутбук Филиппа. Утром я читала историю о свихнувшемся жреце, заставившем парочку защитниц спрыгнуть с оврага. В соседнем файле — заклинание отречения. Успею ли открыть его быстро? Это вряд ли.
— С марта. После того, как… — Я запнулась, отвернулась к окну, приказывая себе не плакать. Только не перед ним! — Филипп нашел меня.
— И все это время вы сговаривались против меня здесь, в этой квартире?
Я посмотрела на него, ошеломленная нелепым предположением.
— Шутишь? Да, я даже не знала, что ты… — Не выдержав, нервно рассмеялась. Истерика подкралась близко, я уже ощущала дрожь и мелкие противные мурашки. — Если бы знала, бежала бы от вас. Лучше умереть от щупалец охотника, чем встретить тебя снова!
— И Макаров ни разу не упомянул моего имени? Вы ни разу не говорили о вожде атли? Как‑то неправдоподобно звучит, Полина.
— И, тем не менее, это так. Но ведь ты знал, не так ли? Ты знал, когда нашел меня, когда… делал это…
— Забываешься! — почти выкрикнул он.
Я отпрянула — Влад пугал меня до чертиков. Но злилась я не меньше. Злилась на него за то, что смеет так разговаривать со мной, на себя — что боюсь, не могу переступить через испуг, почти отдалась панике. Злилась за то, что не сумела сдержать слез — стою перед ним, слабая, потерянная, реву, как ребенок, когда должна дать отпор, ударить побольнее.
И не могу.
— Да, теперь все по — другому. Теперь, когда я атли… Но я знаю, что делать, знаю…
— Полина…
— Отрекусь! — Рассмеялась Владу в лицо, почти полностью уступая безумию. — Отрекусь, и ты никогда не достанешь меня. Никогда!
— У тебя истерика.
— А чего ты ждал? Горячего приема? Объятий? Я не скучала по тебе, Влад Вермунд!
— Жди здесь.
Через полминуты он вернулся из кухни со стаканом воды, протянул таблетку.
— Пей.
— Издеваешься? Да, я в жизни ничего не возьму из твоих рук! После того, как ты опоил меня…