Пророк

Он снял пиджак и лениво бросил на кровать, потом прошел в ванную комнату, на ходу развязывая галстук и тихонько напевая себе под нос. Хороший горячий душ, вот что ему нужно сейчас.

О нет. Что это стоит рядом с туалетным столиком? Губернатор уставился на предмет, боясь подойти ближе, отказываясь верить, что это действительно... коробка для обуви. И только когда он решил, что это шутка, заранее подготовленный розыгрыш, он заставил себя подойти и снять с коробки крышку.

Так и есть. Конечно, он обнаружил внутри пару темно синих кроссовок.

Он скинул с ног туфли и примерил кроссовки. Точно ВПОРУ

– Эй! – донесся до него голос Эшли. – Ты нашел что-нибудь? – Она говорила лукавым голосом – как всегда, когда делала ему какой-нибудь сюрприз.

Губернатор пребывал далеко не в восторге, когда стремительно вышел из ванной, все еще в кроссовках.

– Что это значит?

Она была в восторге.

– О, похоже, они тебе в самый раз!

– Да, вот именно! – раздраженно рявкнул Слэйтер. – Точно по ноге! Так откуда они взялись?

Эшли опешила от его раздраженного тона.

– Но... Хирам, они ничего не стоили. Теперь он сорвался на крик:

– Откуда они взялись? Теперь Эшли тоже закричала:

– От Уэйда Шелдона!

– Уэйд Шелдон! – Губернатор был потрясен и озадачен. Несколько лет назад они с Уэйдом Шелдоном занимались организацией спортивного клуба. – А он откуда взял их?

Эшли, полная негодования, перешла к обороне.

– Я думала, тебе будет приятно.

– Отвечай на вопрос!

– Он заказал их по каталогу. Они ему не подошли, и он решил подарить их тебе. А мне отдал сегодня утром, когда я заходила проведать Марси.

Марси. Жена Уэйда. Чепуха какая-то. Знакомы ли Шелдоны с Джоном Барретом? Когда Эшли получила кроссовки – до или после маленького пророчества Джона Баррета? Откуда Джон Баррет знал, что Эшли зайдет в гости к Марси? Откуда он вообще знал, что Уэйд заказывал кроссовки?

– Когда ты заходила к Марси?

– Около десяти утра. А что?

Слэйтер сел на кровать. Он сбросил кроссовки с такой ненавистью, словно они были его кровными врагами.

– Я просто... просто пытаюсь понять эту историю, вот и все. Здесь должно быть какое-то объяснение! Должно быть! Чаша терпения Эшли переполнилась.

– Возможно, это просто потому, что Уэйд твой друг – или понятие дружбы тебе незнакомо?

– Все не так просто!

– И что такое, по-твоему, эти кроссовки – взятка?

– Не взятка... Может, розыгрыш...

– Хирам Слэйтер... – Эшли сообщила, куда он может отправляться, и вылетела из спальни.

Шесть часов пятьдесят минут вечера.

Джон снова проверил свой грим, стоя в гримерной перед огромным, ярко освещенным зеркалом, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Ему становилось все труднее сохранять профессиональное самообладание, когда в душе бушевали столь противоречивые чувства.

Одна его часть – профессионал, привыкший идти по течению, – набрасывалась на него с бранью, честила на все лады, кричала, что он страшно вредит своей карьере, людям, на которых работает, всей индустрии, сделавшей из него знаменитость.

В то же время где-то глубоко в душе Джона продолжал звучать один твердый, убежденный голос – вероятно, голос сердца, но сейчас Джон настолько запутался в своих разноречивых чувствах, что не мог сказать точно, – который призывал его неуклонно следовать избранным путем, не приводя никаких доводов, кроме того, что он поступает правильно.

В целом результатом этой внутренней борьбы явилось мучительное, тягостное, тошнотворное состояние, сильно напоминающее симптомы сердечного приступа, и Джон не мог дождаться, когда все кончится.

Он был рад, что Лесли сейчас здесь нет. Она, безусловно, стала бы нарываться на неприятности, и Джон хорошо представлял, насколько осложнилась бы ситуация, если бы Лесли начала гнать волну.

Он задавался вопросом, почему нигде не видно Бена Оливера. Уехал ли он домой? Или отошел в сторону, как Лорен Харрис? Эх, Бен, как же вы не посодействовали – самое малое, что вы смогли сделать, это проводить меня до виселицы и сказать «прощай».

«Что я вообще здесь делаю? – спрашивал себя Джон. – Как телеведущий я уже покойник, так почему бы не уйти с работы прямо сейчас, не продлевая мучения?»

Но тут же опять раздался тот голос: Не увиливай, ты поступаешь правильно. Доведи же дело до конца.

«Ладно, я покончу с делом. Вероятно, я покончу со всем, включая себя самого».

– Очень тяжело, сынок, – прозвучал голос из прошлого, – когда Господь дает тебе понимание и внушает слова, а ты не знаешь, как распорядиться полученным знанием. – О, отлично. Именно то, что нужно. Другое чувство. Джон оперся на туалетный столик перед зеркалом; лицо его запылало, глаза наполнились слезами.