В глубокой тишине Даран слышала, как быстро и громко колотится чужое сердце.
— Из темноты к свету, а потом снова во тьму, — тихо сказала она. — Это путь, который проходит каждый, и каждый должен сам отыскать дорогу к солнцу, которую потерял. Здесь лабиринт, и ты должен найти выход к противоположным дверям сам. Иди.
— Да… — послышался едва слышный голос.
Даран вышла в те же двери, в которые они вошли, оставив Хайнэ блуждать в темноте, и, обогнув павильон, стала ждать его у выхода.
За свою жизнь она успела провести этим путём несколько сотен детей, поэтому выражение лица Хайнэ, который спустя час или чуть больше добрался до дверей, не было для неё внове. И всё же Даран было приятно смотреть на его волнение, его восторг, его незамысловатую радость снова видеть солнечный свет и упоённость тем, что он смог решить загадку — словом, все те чувства, которые пока что было легко прочитать по его лицу.
«Я хотела бы посмотреть на Иннин на его месте… — промелькнуло в голове у Даран. — Но неважно».
Иннин никогда не узнает о том, что отказав ей в привилегии, Верховная Жрица принесла в жертву и собственные чувства тоже.
Хайнэ выбрался из лабиринта чуть притихшим и уже не таким взволнованным — очевидно, час блуждания в кромешной темноте отнял у него силы для излишних восторгов, но это было и к лучшему.
Даран взяла его за руку и повела в Храм.
У самого входа их встретили две девушки, прекрасные, как богини, и одетые в тончайшие шелка изумрудного и фиолетового цвета.
Не произнеся ни слова и только улыбнувшись, они вручили Хайнэ птицу с белоснежными перьями.
— Это коху, — сказала Даран. — Птицы, которые разводятся во дворце на протяжении тысячелетия и живут только здесь. Нам предстоит проделать путь, символически повторяющий путь Алай-Хо, которая рождается в огне Подземного Мира, потом находит путь на поверхность земли, взмывает оттуда к небесам и, в конце концов, находит райское блаженство в волнах Звёздного Океана. Мы последовательно пройдём через Зал Огня, Зал Земли, Зал Ветра и Зал Воды, и коху остановится в том из них, стихия которого близка тебе по духу. Таким образом мы всегда узнаём истинную природу тех, кто попадает в Храм.
Хайнэ приоткрыл рот, однако задать вопрос, видимо, не решился.
— Говори, — разрешила Верховная Жрица.
— Я думал, принадлежность к стихии определяется по гороскопу, — робко заявил мальчик.
«Так оно и было, когда астрологи ещё не представляли собой то, что представляют теперь — кучку жалких, зазнавшихся лжемудрецов», — подумала Даран с досадой.
Однако сказать этого вслух она, разумеется, не могла, да и не хотела.
— Иногда случается, что это не совпадает, — ответила она вместо этого. — Поэтому мы предпочитаем удостовериться. Гороскоп, точнее, его толкователи, могут ошибаться, но коху — никогда. Она теперь принадлежит тебе, поэтому поговори с ней, дай ей имя, позволь полетать вокруг себя. Признав в тебе хозяина, она сама усядется к тебе на плечо, и после этого мы отправимся в первый зал.
Даран оставила мальчика на то время, что было необходимо ему для общения с коху, и отправилась в Центральный Зал. Там царил лёгкий полумрак, освещаемый лишь огнём небольшого числа светильников — их пламя отражалось, мерцая, в воде, наполнявшей мраморный бассейн, который был выложен по центру зала. Откуда-то издалека доносилась мелодичная музыка, воздух был пропитан лёгким ароматом благовоний.
Пока что всё шло по плану, и Верховная Жрица была удовлетворена.
Вскоре одна из учениц привела с собой Хайнэ; коху сидела у него на плече, хлопая белоснежными крыльями.
— Как ты назвал её? — спросила Жрица.
— Энике Аста Аюн, Птица Звёздных Высот, — смущённо объявил мальчик.
«Ну, все они стремятся дать своей коху наиболее громкое имя из всех возможных, — промелькнуло в голове у Даран. — Это ещё не худший вариант. Помнится, кто-то назвал свою Владычицей Четырёх Царств, Божественной Среброкрылой Повелительницей…»
Спрятав усмешку, чтобы не портить момент, который оставался в памяти всех детей, проходивших проходили через Залы Стихий, как наиболее торжественный в жизни, Верховная Жрица поднялась на ноги и взмахнула рукой.
— Что ж, лети, Энике Аста Аюн, и расскажи нам то, что узнала о своём хозяине.
Птица сорвалась с плеча мальчика и, огласив зал пронзительным ликующим криком, полетела в один из коридоров, безошибочно выбирая путь.
Хайнэ с Даран пошли вслед за ней и остановились перед огромными дверями из чёрного мрамора, инкрустированного золотом.
— Я, Аста Даран, волей богини Аларес исполняющая роль её провозвестницы и служительницы, прошу тебя, о Великая, позволь мне провести одного из твоих детей, Хайнэ Санья, дорогой Четырёх Стихий, — раздельно произнесла Верховная Жрица, воздев руки. — Не лишай его своей милости, как солнце не лишает никого из живущих своего света, и помоги ему найти самого себя на этом пути.
Хайнэ замер и широко раскрыл глаза, глядя, как медленно и абсолютно беззвучно раскрываются двери, ведущие в первый из четырёх Зал.