Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Я люблю вас, — проговорил Хайнэ и, просветлённо улыбнувшись, придвинулся к Манью, уткнулся лицом в шёлковые складки светло-зелёного платья, накинутого поверх шаровар.

Господин Маньюсарья удивился.

Сначала Хайнэ показалось, что он победил, но этот момент длился недолго.

— Ты всех любишь, — возразил Манью, глядя куда-то вдаль. — Всех — и никого.

Правдивость этих слов огорошила Хайнэ.

Он отодвинулся и замер на месте, глядя в пол.

Несколько минут спустя он, преодолев себя, снова поднял голову — и увидел, что две пары глаз, глаза-щёлочки и глаза-бусинки, смотрят на него с любопытством и ожиданием.

Диковинное животное, пушистый зверёк с разноцветными птичьими перьями в хвосте, цеплявшееся маленькими лапками за тонкое запястье Маньюсарьи и клевавшее зёрна из его ладони, оторвалось от своей трапезы и так же внимательно, как его хозяин, разглядывало очередного соискателя чудес.

— Вы волшебник, — тихо произнёс Хайнэ.

— Да, я волшебник, — согласился Маньюсарья, чуть пошевелив своими длинными пальцами с такими же длинными, тёмно-фиолетовыми ногтями.

Зверёк спрыгнул с его руки и растворился в воздухе, слившись с разноцветными тенями.

— Я знаю, кто вы, — продолжил Хайнэ, напряжённо вглядываясь в темноту глаз, живо блестевших на искусственном, нарисованном лице.

— …да?

Голос у господина Маньюсарьи понизился до вкрадчивого, загадочного шёпота.

Хайнэ на мгновение замер, пытаясь преодолеть что-то странное, будто силой запечатавшее его уста и не позволявшее произнести то единственное слово, которое он хотел сказать.

— Хаалиа, — наконец, проговорил он, глубоко вдохнув. — Вы — Хаалиа, брат Энсаро.

Сердце с каким-то опозданием бешено заколотилось.

Господин Маньюсарья молчал.

— Величайший маг всех времён, сын Солнечного Духа, предатель и убийца брата? — вдруг спросил он, улыбаясь, и всё лицо его как-то преобразилось, просветлело.

— Да, — прошептал Хайнэ.

— Может, и так, — ответил ему Манью задумчиво. — Может быть, брат — и тёмная половина. Но что с того?! — внезапно крикливо добавил он, пронзив Хайнэ горящими, как уголья, глазами.

Того на мгновение окатило ледяным ужасом.

Жуткая картина вдруг привиделась ему: вместо господина Маньюсарьи в его шёлковых одеждах — обгоревший, почерневший труп, восставший из пепла и открывший глаза, чёрные провалы, из которых вырываются языки пламени.

Хайнэ отшатнулся, рыдая от ужаса, увидев то самое страшное, чего боялся больше всего всю жизнь.

«Почему это так ужасно для меня?.. — промелькнуло в его голове. — Почему именно это?..»

— Думаешь, что ты — Энсаро? — вдруг спросил Маньюсарья, предупреждая его дальнейшие размышления. — Думаешь, ты — Энсаро, сгоревший заживо на костре и получивший перерождение, поэтому так боишься огня, а я — Хаалиа, никогда и не умиравший?

Картинка вновь вернулась на своё место; Хайнэ дрожал от пережитого ужаса.

— Я… я думаю, вы хотите… чтобы он… ваш брат… простил вас, — с трудом проговорил он заплетающимся, немеющим языком. — Простил за то, что вы позволили ему умереть. Я… я могу…

— Да? И что же ты можешь? — волшебник вдруг вскочил на ноги и навис над Хайнэ грозной тенью. — Простить меня от его имени?

Тот съежился на полу беседки.

— Я напишу для вас историю, — прошептал он. — В которой он это сделает. Спасите Хатори от огненной казни, спасите его от того, от чего не смогли спасти Энсаро. Этого… этого будет достаточно…

Несколько минут он ничего не видел и не слышал, не решаясь поднять глаз на Маньюсарью и увидеть, какое действие произвели его слова.

Это и был тот самый полубезумный шанс спасти Хатори, на который он рассчитывал.

Единственный козырь в его рукаве.

Наконец, он это сделал.

— Предположим, ты рассказал Манью правду о нём самом, аххаха, — проговорил волшебник своим привычным насмешливым тоном. — Что ж, значит, Манью придётся отплатить тебе тем же самым, потому что Манью всегда платит свои долги. Манью тоже расскажет тебе правду, ты готов её услышать?

— Да, — пробормотал Хайнэ, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Тогда иди сюда, Хайнэ Санья, Энсенте Халия Всепрощающий. — Маньюсарья улыбался; глаза-щёлочки щурились. — Иди сюда и смой с Манью этот грим. Тогда ты увидишь, что Манью представляет из себя на самом деле. Ты увидишь, скрывается ли под его маской Хаалиа, брат Энсаро… или, может быть, это кто-то другой.

Улыбка нарисованного рта стала ещё шире.

Он вновь опустился в плетёное кресло, расслабленно положив обе руки на подлокотники, и чуть запрокинул голову, с видимым удовольствием прислушиваясь к пению щебетавшей в клетке птицы.

Хайнэ, чуть помедлив, приблизился.

Он увидел перед собой на низком столике сосуд с маслянистой жидкостью и рядом с ней — носовой платок. Намочив его, он протянул руку к загримированному лицу и задрожал: ему вдруг представилось, что, смыв этот грим, он вновь увидит то, что мелькнуло на мгновение в страшном видении — обгоревший, изуродованный, оживший труп.

Но господин Маньюсарья, усмехнувшись, схватил его за подбородок, впившись длинными ногтями в щёку и как будто говоря: смотри, смотри, не вздумай отворачиваться.