Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

«Всё это к лучшему, — подумал Хайнэ, и давно сдерживаемые слёзы хлынули из его глаз. — Хорошо, что он показал мне это. Я был не прав, дело совсем не в страхе. Страшно делать что-то, страшно терять свою жизнь, только если лелеешь в себе иллюзию собственной значимости. Если она исчезает, то жить становится намного проще…»

Так он думал, чувствуя на душе глубочайшую тяжесть от увиденного — и в то же время облегчение.

Он медленно брёл обратно к дворцу — и лишь в последний момент не удержался от желания поглядеть на беседку ещё раз…

Оглянувшись, Хайнэ снова увидел самого себя в одежде господина Маньюсарьи, но на этот раз всё было по-другому, и выражение лица актёра было другим — не жалким, фальшивым и искажённым страданием, а преисполненным достоинства и величия.

Господин Маньюсарья — Хайнэ Санья — сидел в своём кресле, и цветные тени переплетались у его ног, а возле беседки расцветали, повинуясь мановению его пальцев, многочисленные цветы — расцветали среди опавших листьев и снега, обвивая перила, источая чудесный аромат.

Господин Хайнэ Санья поднялся на ноги — больше не хромой и не увечный, приблизился к клетке с птицей, и отворив дверцу, выпустил её на волю. Птица села к нему на плечо, и он с любовью и нежностью гладил её по крыльям, и вокруг цвели цветы, и менялись каждое мгновение, как в калейдоскопе, цветные узоры, и мелодично звенели колокольчики.

«Волшебник… — казалось, шептало всё вокруг. — Великий волшебник Хайнэ Санья…»

А потом на пороге беседки появился кто-то ещё.

Хайнэ Санья, стоявший в середине беседки, обернулся — и увидел сужденную ему возлюбленную, такую же волшебницу, как он сам; и птица перелетела с его плеча на её плечо.

Что-то внутри у Хайнэ всколыхнулось; потянулось к иллюзии всем сердцем, всем существом. Он задрожал, сдерживая себя, охлаждая поднявшийся против воли порыв.

Другая волна, волна горечи, поднялась в нём и смыла первую, оставив опустошение — и ещё какое-то лёгкое, едва уловимое чувство.

Привычная боль в ногах неожиданно отпустила; Хайнэ отвернулся и медленно продолжил свой путь.

Вокруг уже начинало светлеть; рассвет настиг его как-то незаметно. Он остановился, увидев искры солнечных лучей в редких шапках подтаявшего снега, прикрывавших глянцевито-алые кленовые листья.

Осенний утренний пейзаж, как будто отмытый солнечным светом и пронизанный им сверху донизу — пустынные аллеи, пожелтевшие деревья, павильоны дворца с изогнутыми крышами — был удивительно тих и светел, как акварельная картинка.

Воздух был морозен и наполнен разнообразными запахами — прелая земля, талый снег, лакированная древесина отреставрированных павильонов, горьковато-сладкий аромат последних осенних цветов.

Хайнэ прислонился к тонкому стволу какого-то деревца, провёл рукой по шершавой коре, и долго глядел на всё каким-то новым взглядом, открывавшим ему странное и удивительное в привычных вещах.

Однажды что-то такое с ним уже было — когда он в последний раз гулял по саду с Онхонто, но тогда средоточие любви было именно в нём, в его прекрасном спутнике, а теперь эта любовь как будто рассеялась и обнимала собой всё вокруг.

И была она не волнующей, как тогда, а тихой, лишённой какого бы то ни было восторга, немного печальной и заполнявшей его целиком, как заполнял солнечный свет пустынные просторы дворцового сада.

«Настоящее счастье всегда бывает незаметным, — пришло Хайнэ в голову. — Едва уловимым… Чтобы ощутить его, нужно долго вслушиваться в тишину и всматриваться в трепет листвы от порывов ветра».

И ещё:

«Какая разница, хорош я или плох, жалок или велик. Всё это теряет малейшее значение, когда глазам открывается красота мира».

Так он постоял немного возле дерева, а потом принялся подбирать с земли опавшие листья, осторожно отряхивая их от снега.

Руки чуть-чуть покалывало от мороза, а щёки обжигало почти что зимним ветром, и что-то во всём этом было такое же новое, удивительное.

Собрав свой букет, Хайнэ передохнул, полюбовавшись жаром отцветающих осенних красок у себя в руке, перехватил поудобнее трость и принялся медленно взбираться по высокой лестнице, ведущей в главный павильон.

Коридоры его в этот утренний час были так же пустынны, как и аллеи в саду.

Хайнэ хотел было отнести свой букет Онхонто, но на полдороге внезапно развернулся и, помедлив, пошёл в другом направлении.

С трудом распахнув тяжёлые, массивные двери, он остановился на пороге и замер.

— Вы? — проговорил Главный Астролог, поднимая голову. — Что вам здесь нужно?

Хайнэ помолчал.

— У вас есть ваза? — спросил он, наконец, и приподнял руку, показывая свой букет.

Астанико посмотрел на него наполовину удивлённо, наполовину раздражённо, однако встал из-за стола и подошёл к книжному шкафу.

— Такая вам подойдет? — спросил он равнодушным тоном, протягивая Хайнэ узкую вазу горчично-жёлтого цвета с узором из геометрических линий.

— Да, — кивнул Хайнэ и, проковыляв к столу, стал составлять свои листья в вазу. — Смотрите, какое красивое сочетание оттенков. А если бы вы раскрыли шторы, то, мне кажется, получилось бы ещё лучше.