Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Будь по-вашему, глупый ребёнок, — проговорил он тихо и яростно, глядя ему в лицо. — Я спасу вашего брата. Но только не смейте когда-нибудь разлюбить меня, слышите? Если сделаете это однажды, я убью вас. Сопоставление наших гороскопов, кстати говоря, ясно говорит об этой возможности, о том, что один из нас убьёт другого… впрочем, вы вряд ли что-нибудь в этом поймёте. Оставайтесь здесь и не вздумайте что-нибудь предпринимать. Я всё устрою.

С этими словами он отпустил руку Хайнэ и размашистым шагом вышел из кабинета. Путаными ходами он направился к своей спальне и лишь один раз помедлил, остановившись посреди коридора. Лицо его искривилось — то ли мучительно, то ли от злости, но он тут же, переборов себя, продолжил путь.

Он распахнул двери спальни; Иннин сидела на его постели.

Он привёл её сюда ещё ночью, улыбаясь гадкой удовлетворённой улыбкой, однако после этого ушёл, приказав подождать его — и отсутствовал до самого утра.

«Он уже начал издеваться, — мрачно усмехнулась Иннин, когда за окном забрезжил рассвет. — Я не только должна подвергнуться унижению, но ещё и ждать этого унижения, а под конец, измучившись от ожидания, захотеть, чтобы он пришёл быстрее. Но этого не будет».

И она, собрав в себе все силы, приказала себе не думать о предстоящем, и так и просидела всю ночь — безмолвно наблюдая картину за окном глазами холодной статуи.

— Приготовились пожертвовать своим самоуважением во имя спасения господина Хатори? — осведомился Астанико, появившись на пороге.

«Я должна учиться преодолевать гордость, — думала Иннин, не глядя на него. — А иначе как я смогу покинуть это место? Всё это — только подготовка, чтобы… чтобы сделать это».

— О, ваша душа на самом деле жаждет этой искупительной жертвы, — продолжал Главный Астролог. — Принеся её, вы станете выше в собственных глазах. И неважно, что метод подл; чем подлее метод, тем выше вы будете считать себя. Невинная жертва… подите вон.

Иннин вздрогнула.

— Подите вон! — снова рявкнул Астанико. — Думаете, я на самом деле так вожделею к вам, как к женщине? Да нет, в действительности мне было просто интересно посмотреть, что победит в вашей душе. Теперь моё любопытство удовлетворено, можете идти.

Иннин вскочила на ноги.

— Жалкий подлец! — закричала она, чувствуя одновременно ужас, отвращение и облегчение.

«Сколько времени было потеряно…» — пронеслось в её голове.

— О, нет, — с елейной улыбкой возразил Астанико. — Подлецом бы я был, если бы принял вашу жертву, а потом заявил, что ничего не собираюсь давать взамен. И, сказать по правде, так я и собирался сделать. Но меня остановило соображение о том, что после этого вы до конца жизни будете считать себя безвинной, праведной и оболганной. Меня раздражало ваше высокое о себе мнение, только и всего. Мне хотелось несколько сбить с вас спесь. Так вот идите и запомните это чувство — когда вам очень хотелось принести в жертву свою возвышенную душу, а она никому не оказалась нужна. Потому что на самом деле это самая обыкновенная душа; таких множество, и ваша ничем не лучше и не интереснее других.

Иннин бросилась к дверям.

— А господина Хатори я всё-таки спасу, так что можете не волноваться, — крикнул ей Астанико, когда она уже схватилась за ручку. — Но не ради вас, а ради вашего брата. В конечном итоге, он предложил мне больше, чем предложили вы. А я в глубине души торговец: кто даёт мне более высокую цену, тому я и плачу.

Иннин остановилась, кусая губы.

— Сделайте это, и я буду считать вас благородным, — с трудом проговорила она.

«Он всё-таки добился своего, — подумала она, выбежав в коридор и прислонившись горевшим лицом к мраморной стене. — Я чувствую себя самым подлым, низким и лицемерным существом на свете. Пусть празднует победу».

Она сдержала рыдания и попыталась воскресить в памяти то, что произошло с Хатори — всю ту нежность и тепло, что он ей подарил, и собственные ощущения, не имевшие ничего общего со стыдом и унижением, хоть она и предала клятву жрицы.

«Всё к лучшему, — подумала Иннин, дрожа. — Главное, что это осталось незапятнанным. А гордость… гордость не жалко».

Господин Астанико, подглядывая за ней в щель между неплотно прикрывшимися дверями, подождал, пока она уйдёт, а потом вышел из спальни и направился в покои Верховной Жрицы.

Он не был настолько самонадеян, чтобы считать, что сможет провернуть всё дело в одиночку — он полагал, что необходимо заручиться если не поддержкой, то, по крайней мере, молчаливым согласием вышестоящего лица.

Он был уверен, что получит его: в конце концов, Хатори Санья был племянником Даран, хоть и не родным. Астанико казалось, что он разгадал Верховную Жрицу: женщина, отрекшаяся от своей семьи, но, в конечном счёте, не от родственных чувств — такая же, как и Иннин. Он знал, что она не станет спасать Хатори лично, но позволить это сделать другому лицу — это она может.

Так он считал и почти безо всяких опасений изложил ей свой план.