— Это… это было глупо, — проговорила Иннин, согнувшись и закрыв лицо руками. — Так глупо было искать в другом месте то, что всегда было со мной. Я так боялась потерять мою мечту, но на самом деле я уже давным-давно её потеряла — в тот момент, когда решила, что она может быть где-то, помимо меня самой. Мой волшебный мир, мои магические силы… я потеряла их тогда, когда решила, что кто-то может мне их дать. Поначалу они у меня были.
Она плакала, и Хатори, сидя рядом, не утешал её, за что Иннин была ему безмерно благодарна.
Наконец, Иннин поднялась на ноги и пошла в дом.
Хайнэ, сидевший возле окна и писавший что-то на низком столике, бросил на неё быстрый, неуверенный взгляд и тут же снова наклонился к своим бумагам.
Иннин вспомнила те слова, которые он сказал ей и Хатори после того, как застал их в одной постели.
— А ты ведь не будешь рад, если я стану его женой, — сказала она то ли ему, то ли самой себе.
Брат вздрогнул, и кисть в его руке замерла.
Отрицать своих чувств он не стал.
— Зато я могу снова писать свои стихотворения, — пробормотал он. — Это того стоит. Конечно, мне обидно, что вы двое…
Он замолчал.
Иннин подошла к нему ближе, и Хайнэ испуганно закрыл от неё свои листки рукавом.
— Я не собираюсь смотреть, — рассмеялась она.
— Это инстинкт, — оправдался Хайнэ. — Я знаю, что они плохие и никому не нужны…
Иннин скрестила руки на груди.
— Раньше ты не был таким забитым и самокритичным, — заявила она. — Верни мне моего младшего брата, который был похож на злого маленького зверька. Верни мне вредного Хайнэ, острого на язык. Знаешь, мне страшно нравилось воевать с тобой. Колотить тебя… Дразнить тебя… И получать от тебя колотушки тоже. Помнишь наши обеденные сражения?
— Ну извини, — обиделся Хайнэ. — Я изо всех сил стараюсь погасить свои недобрые чувства, а ты требуешь злого Хайнэ обратно… И вообще, почему это я
— Потому что ты родился позже.
— С чего это ты взяла?
— Абсолютно уверена.
— У тебя нет никаких доказательств! — возмутился Хайнэ. — Нам никто об этом не говорил!
— Всё твоё поведение — одно сплошное доказательство, — подначивала его Иннин, чувствуя, как внутри разгорается что-то детское и весёлое, то, чего она не чувствовала уже много лет.
— Это метафизика! — начал горячиться Хайнэ. — Может, я и веду себя, как ребёнок, но это ещё не означает, что я в действительности родился после тебя! Сколько примеров в истории, когда именно старшие дети отличались слабостью характера, а младшие…
— Как был малышом, так и остался! Хайнэ-малявка!
— Пойдём спросим у мамы! — выпалил тот.
Иннин неожиданно вздрогнула, что не укрылось от внимания её брата.
— Да, пойдём, — сказала она совершенно другим, серьёзным тоном. — Мне действительно нужно поговорить с… мамой.
Поначалу она хотела сказать, по привычке, «с госпожой Ниси», но в последний момент передумала, и это слово, гулко и странно прозвучавшее в тишине комнаты, далось ей нелегко.
Хайнэ, кажется, это понял, потому что тоже прекратил спор и молча кивнул.
Иннин взяла его под локоть, поддерживая и помогая идти, и вдвоём они прошли через длинную крытую галерею к материнским покоям, размещавшимся в главной части дома.
Иннин церемонно попросила доложить о себе и, переступив через порог, низко поклонилась.
— Я хотела бы попросить вас принять меня обратно в этот дом, — сказала она, так и застыв в своём поклоне. — Вы позволите мне вернуться?
Получив разрешение у изумлённой матери, Иннин отправилась во дворец — чтобы в последний раз в жизни увидеть Даран.
— Я приняла решение, — сообщила она, переступив через порог кабинета.
Верховная Жрица не удостоила её взглядом, однако, в знак внимания, прекратила листать книгу, лежавшую перед ней, и опустила кисть, которой делала какие-то пометки, на подставку.
Иннин подошла ближе — на этот раз она была готова к пощёчине и почти ждала её.
— Я ухожу, — сообщила она.
Даран побледнела.
— Значит, ты выбрала любовь, — сказала она преувеличенно ровным тоном. — Что ж, мне следовало догадаться. Ты похожа на свою мать. И это… это омерзительно.
В последний момент она не выдержала — голос у неё дрогнул, а подобное словечко, которое трудно было ожидать от всегда холодной и сдержанной Верховной Жрицы, свидетельствовало о её крайнем душевном разладе.
Иннин могла праздновать победу — впервые перевес оказался на её стороне, впервые это она была спокойна, а учительница вышла из себя.
Но в голове мелькнуло другое: все эти слова о схожести с матерью… так, может быть, безумные предположения Хайнэ о запретном романе Ниси с Ранко Саньей всё-таки имели под собой некоторую основу?
— Нет, я выбрала свободу, — возразила Иннин на слова наставницы. — Свободу от собственных иллюзий.
— Если у тебя родится девочка, — отчеканила Аста Даран, — то даже не надейся, что она когда-нибудь станет жрицей.
Слова эти отозвались болезненно — это была всё та же пощёчина, но теперь без физического удара.