Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Ты обронила её на площади, — продолжил Хатори. — Перед тем, как убежать.

— Обронил, — машинально поправил Хайнэ и вскинул на него растерянный, изумлённый взгляд. — А я думал, ты немой…

— Я не умела говорить по-вашему, — объяснил мальчишка, снова ошибившись в окончании. — Но я научусь. Я быстро учусь.

— Не умел, — снова поправил Хайнэ. — Надо говорить «не умел». Ты ведь не девочка, нет?

— Не умел, — послушно повторил Хатори. — Не знаю.

Хайнэ понял, что «не знаю» относится к вопросу о половой принадлежности и не смог сдержать улыбку. На насмешку это не походило, наверное, Хатори просто неправильно понял вопрос.

Он подошёл ближе, на какую-то секунду вдруг усомнившись: а вдруг он на самом деле не мальчик, а девочка?

Протянул руку, дотронулся до груди, прикрытой единственным слоем ткани — грудь была совершенно плоской.

«Да нет, какая девочка, — пронеслось в голове у Хайнэ. — Даже близко не похож…»

— Ты сильно болеешь, — вдруг сказал Хатори, поймав его руку.

Хайнэ замер на месте.

— Да, — пробормотал он, и лицо его жалко искривилось.

— Так лежи. Тебе надо лежать.

В глазах снова защипало, и одна слезинка даже скатилась по щеке, но Хайнэ успел незаметно её вытереть, благо, вокруг было по-прежнему темно.

Хатори был прав, нужно было возвращаться в спальню, с её кошмарами и удушающим ароматом благовоний, со взмокшими сбитыми простынями и невыносимым одиночеством.

— Мне страшно… — Хайнэ сам не понял, как, и самое главное, почему произнёс то, чего не смог открыть собственному отцу.

Он испугался логичного вопроса: «Чего ты боишься?», но Хатори, ничего не спросив и не отпуская его руку, повёл его по коридору вперёд. В спальню.

Хайнэ расправил смятые простыни и покорно опустился на подушки.

Хатори обошёл вокруг кровати и вдруг, подпрыгнув, сорвал с крючка один из покачивавшихся над постелью светильников, а вслед за ним ещё один, и ещё. Собрав так же методично все зажжённые в чашах курительные палочки, он резким движением отодвинул перегородку, ведущую на террасу, и выбросил всё, что держал в руке, на улицу, как ненужный хлам.

Хайнэ следил за ним изумлённым взглядом.

— Что ты делаешь?.. — пролепетал он. — Нельзя прерывать ритуал изгнания злых духов, я же умру из-за этого…

В комнату ворвались свежий воздух и лунный свет.

— Нельзя… — бессильно повторил Хайнэ и вдруг понял, что уже ничего не исправишь. — Ну тогда хоть останься со мной до утра.

Хатори сел рядом с ним на постель.

Лучи лунного света скользили по его лицу и волосам, скрадывая их кричаще яркий цвет, и Хайнэ вдруг пришло в голову, что он красивый.

«Я тоже был красивым, — пронеслось у него в голове. — А теперь стану уродом, как Касари…»

Он стыдливо прикрыл голые ноги покрывалом и спрятал руки за спиной, не желая показывать изуродовавших его кожу пятен, но добился этим совершенно противоположного эффекта — Хатори заинтересовался его действиями и, схватив его руку, задрал рукав.

Хайнэ попытался было сопротивляться, но надолго его не хватило.

— Ты думаешь, это пройдёт?.. — дрожащим голосом спросил он у Хатори, внимательно разглядывавшего пятна на сгибе его локтя. — Я не стану гниющим, обмотанным бинтами карликом, как Касари?..

Хатори молчал, но по выражению его лица можно было догадаться: не понял вопроса.

— Просто скажи «да», — прошептал Хайнэ.

— Да.

И это прозвучало так хорошо, так умиротворяющее, пусть даже и не являлось правдой, что Хайнэ захотелось испытать это чувство ещё раз.

— Отвечай «да» на все мои следующие вопросы, ладно? Пожалуйста, — попросил он и, дождавшись кивка головой, продолжил: — Я не умру и скоро выздоровею?

— Да.

— Я найду девочку с белыми волосами, и она полюбит меня?

— Да.

— И принцесса Таик тоже полюбит?

— Да.

— Я стану гниющим, обмотанным бинтами карликом, как Касари?

Хатори поднял голову и заскользил взглядом по его лицу.

Хайнэ смотрел прямо перед собой, ничем не выдавая своих чувств.

Молчание тянулось невыносимо долго.

— Нет, — наконец, сказал Хатори.

Хайнэ всхлипнул и, уткнувшись ему в грудь лицом, заплакал. Он плакал долго, и на мгновение его охватил ужас — что он делает, рыдает на груди у простолюдина!.. — но, как и в случае с выброшенными светильниками, исправить что-то было уже невозможно. Поэтому Хайнэ только вжимался в Хатори сильнее, как будто пытаясь спрятаться от осуждающих взглядов, и продолжал выплакивать своё горе.

Мальчишка не шевелился — не успокаивал его и ничего не говорил, и, не открывая глаз, можно было постараться убедить себя, что свидетелем постыдных рыданий стала всего лишь подушка, а не живой человек.

Наконец, слёзы иссякли.

Хайнэ отстранился от Хатори, испытывая облегчение, усталость и неловкость одновременно.

Ему было стыдно, и из-за этого хотелось выгнать мальчишку из своей комнаты и из дома, чтобы не видеть его больше никогда, и в то же время какое-то новое чувство — родившееся доверие — требовало прямо противоположного.

Он был благодарен Хатори, однако не понимал, как и о чём дальше разговаривать с ним.

Взгляд его упал на книгу, которую он до сих пор держал в руке.

— Хочешь, я тебе почитаю? — спросил он робко.

— Да.