Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Ты ведь знаешь, что самые красивые растения обычно бывают ядовитыми, а самые красивые бабочки считаются  посланницами из Подземного Мира и таят погибель для тех, кто прельстится на свет их крыльев? — продолжала женщина. — Под листьями прекрасной розы скрываются шипы. Самая глубокая любовь причиняет самые невыносимые страдания.

— Но ведь верно и обратное. — Улыбка мужчины была тёплой, как лучи вечернего солнца, и в то же время таила в себе ту же печаль, что таит закат. — Пройдя через невыносимые страдания, человек учится со-страданию и, значит, учится настоящей  любви.

— Ранко, ты мудрец и философ. Никто не умеет говорить так складно, как ты. И порой это совершенно невыносимо! Скажу тебе честно: твоё совершенство раздражает.

Мужчина рассмеялся. 

— Спасибо, мне приятно услышать от тебя этот комплимент. Возражать не стану, я и сам считаю, что я весьма умён и мил. Может, и не совершенство, но весьма к нему близок.

— О, Богиня, от скромности ты не умрёшь!

— Конечно же, нет. — Ранко хмыкнул, а потом поднял голову, разглядывая огромные звёзды, сияющие в черноте южного неба, и в глазах его сверкнули весёлые искры. — Предпочитаю умереть от любви.

Иннин содрогнулась всем телом, как будто кто-то дотронулся до груди ледяными пальцами.

Лицо мужчины, его разговоры с невидимой собеседницей и экзотические пейзажи пропали, однако сладкий цветочный аромат остался.

И он становился всё сильнее и сильнее, тесня грудь, обступая удушливой волной.

Иннин открыла рот, хватая ртом воздух, и на мгновение показалось, будто она вынырнула из воды.

Ей сразу же полегчало, однако аромат никуда не исчез.

Благоухание розы после дождя…

Иннин медленно открыла глаза и увидела, что они с Верховной Жрицей больше не находятся в одиночестве.

Берег озера был полон людей — их ярко-жёлтые и тёмно-зелёные одежды отражались в прохладе воды беспорядочными мазками.

Неужели пожаловал кто-то из императорской семьи?

Но как же так… сегодня совсем не подходящий день…

Не зная, что и думать, Иннин всё же поднялась с колен, положила мокрую кисть обратно на столик и прошла по мосткам на берег.

Впереди толпы придворных стоял высокий мужчина, одетый в тёмно-зелёное одеяние, поверх которого была наброшена светлая накидка цвета осенних листьев и лёгкий шарф с коричневыми полосами. Лицо мужчины было закрыто маской…

Озарение, настигшее Иннин, было отчасти болезненным, как чей-то резкий толчок в спину.

Онхонто!

Конечно же, это он.

В знак почтения Иннин низко склонила голову, увидев перед собой светло-коричневые кисти шарфа и концы длинных, чуть волнистых волос, рассыпавшихся по накидке. Они были тёмными, но не чёрными, а, скорее, красноватыми — такого цвета бывают ветки редкого дерева морено, как будто покрытые лаком, когда на них падает яркий солнечный луч.

От благоухания роз кружилась голова.

Онхонто произнёс что-то на незнакомом языке — голос у него был глубоким и мелодичным, и от него трепетало в груди, как во время самых красивых музыкальных представлений, когда душа возносится куда-то высоко, в самые глубины звёздного океана — а потом развернулся и ушёл, уводя за собой толпу сопровождающих, которые потянулись за ним, как яркий разноцветный шлейф.

— Что он сказал? — пробормотала Иннин, когда процессия отошла достаточно далеко.

— Поприветствовал тебя, — ответила Верховная Жрица, стоявшая позади девушки.

— Он так прекрасен.

— Иногда народная молва не обманывает.

Иннин молчала, глядя вслед удалявшемуся Онхонто.

Да… её брат и в подмётки не годился будущему супругу принцессы, даже если бы не был изуродован болезнью.

— Я хочу присутствовать в главном зале в тот день, когда приехавшие из провинций семьи придут во дворец, чтобы выразить Светлейшей Госпоже своё почтение, — решительно сказала Иннин, повернувшись к Верховной Жрице.

«Я хочу увидеть моего брата». — Этого она вслух не произнесла.

— А почему ты считаешь, что заслужила такую честь? — пожала плечами Даран.