Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)

— Госпожа, надо полагать, вы и это видели? — спросила Иннин, откинувшись на подушки. — В таком случае, подтверждаю: я думала о нём, о Хатори. И да, мне очень понравилось!

Последние слова она почти выкрикнула, приподнявшись на локтях.

И снова рухнула на постель.

— Всё равно я буду играть по вашим правилам, потому что ничего другого мне не остаётся, — пробормотала Иннин несколько минут спустя, перевернувшись на бок. — Да, я сделаю это. Но это не значит, что я стану такой же, как вы, бездушной куклой. Я буду лгать, и лицемерить, и пробиваться к власти, но это будет лишь ролью, а внутри я сохраню все свои чувства, сколько бы вы ни говорили, что они не нужны. Я сохраню любовь к сестре и братьям, к Хайнэ… — она осеклась, почувствовав жжение в глазах. — А потом, когда я доберусь до вершины, то изменю всё. И нет, не говорите, что я глупа. Я прекрасно понимаю, что исполняя на протяжении многих лет роль чудовища, трудно не срастись с ней. Но я смогу. Любовь поможет мне в этом.

Она замолчала.

Несколько минут спустя в дверь постучали.

— Это лечебная настойка, которую вы должны отнести Светлейшей Госпоже, — сказал слуга, протянув Иннин поднос.

— Я? — изумилась та. — Но почему я? Я никогда этого не делала.

— Это приказ Верховной Жрицы.

Возразить на это было нечего.

Иннин молча взяла поднос и отправилась через весь дворец к самому дальнему павильону, который в одиночестве занимала Императрица.

Та уже несколько лет не показывалась на людях, и Иннин стало немного не по себе: какой она её увидит? Все говорили, что состояние Госпожи весьма тяжёлое…

Коридоры в павильоне были пусты, не считая стражи.

Слуги распахнули тяжёлые узорчатые двери, и Иннин оказалась на пороге огромной, слабо освещённой залы.

Постель Госпожи, располагавшаяся в дальнем углу, была скрыта под пышным пологом.

«Может быть, я и не увижу её вовсе», — понадеялась Иннин, поставив поднос на столик возле кровати, и почтительно, однако не слишком громко произнесла:

— Я принесла ваше лекарство, Госпожа.

Полог зашевелился; из-под него высунулась рука и, ухватив Иннин за одежду, потянула девушку к кровати.

Та присела на краешек, не дыша.

— Посиди со мной, Даран… — промолвила Императрица.

Иннин увидела перед собой разряженную в шелка старуху с растрёпанными, висящими паклей волосами и мутным взглядом.

Дряблые бледные руки сжимали ожерелье из белых бусин.

Иннин хотела было сказать, что Госпожа ошиблась, и это не Даран, однако потом передумала. К чему возражать, если, как говорят, Императрица совершенно безумна?

Глядя на неё такую, трудно было в этом сомневаться…

— Почему ты так редко приходишь, Даран? — продолжила Императрица, ласково гладя Иннин на руке. — Или ты до сих пор злишься на меня? Но ведь прошло столько лет… Знаешь, я хотела поблагодарить тебя за мою дочь. Я так хотела, чтобы она испытала настоящее чувство, но мне казалось, что её сердце закрыто для всех. И тогда ты сказала, что знаешь человека, единственного человека на всей земле, который сумеет внушить любовь даже каменной статуе, и ты отвезла мою Таик к нему, и всё случилось так, как ты сказала. Она полюбила его, и смягчилась, и поняла, что такое нежность. Я знаю, что ты считаешь это неправильным, Даран. Ты думаешь, что она повторит мою ошибку. Что любовь погубит её так же, как погубила меня… И всё-таки ты это сделала. Спасибо тебе.

Подумав, что речь закончена, Иннин попробовала было высвободить руку, но Императрица крепко в неё вцепилась.

— Оставайся с ней, Даран, — попросила она. — Я знаю, что только твой ум, твой рассудок, твоё умение не поддаваться чувствам могут спасти и мою дочь, и мою страну. Ты всегда всё делаешь правильно… Я только об одном жалею: что ты отговорила меня тогда следовать советам посланницы. Но, верно, так было нужно… Двадцать лет назад я не послушалась твоих слов, сделала то, что советовала мне Эсер, и ты видишь, что из этого получилось…

Лицо её скривилось, как у готового заплакать ребёнка.

Смотреть на это было тяжело.

Иннин снова сделала попытку освободиться, но Императрица схватила её ещё крепче.