«Пророк» оставляет следы

«Попов по натуре не Меленхевич», — отметил для себя Фомин после доклада товарища, выезжавшего на арест Попова. Он знал, что Попов с самого начала вел себя очень спокойно. При обыске его дома ничего компрометирующего не обнаружили. Никаких улик.

За всю дорогу в Москву он не пытался сам начать разговор. И обращался к сопровождающим лишь с самыми обыденными просьбами.

В кабинет Фомина он вошел смело, быстро огляделся и, приняв обиженный вид, устремил глаза куда-то в пространство.

«Что это, игра или действительно полное безразличие к своей судьбе?» — подумал Фомин. Выдвинул ящик, достал из него трубку и табак, изъятые у Попова накануне вечером, и пододвинул все к краю стола:

— Можете курить.

Попов неторопливо набил трубку и, лишь поднеся к ней спичку, на какой-то миг поднял глаза. Фомин ждал этого взгляда и внутренне был потрясен его пронзительной остротой и уверенностью. Движения Попова были точны и спокойны. Майор почувствовал, что перед ним сидел актер, актер незаурядный, опытный, с хорошо отработанной техникой поведения.

— Будете рассказывать сами или предпочитаете отвечать на вопросы? — начал Фомин.

— Вы угадали, отвечать на вопросы как-то сподручнее, — голос Попова был низкий, глуховатый, речь медленна.

— Пусть будет так, — Фомин пододвинул к себе бланк протокола допроса. — Прошу: фамилия, имя, отчество, год рождения…

— Попов Николай Васильевич, 1912 года, родился в Ростове, три месяца назад вышел на пенсию и поселился у своего тестя в Приморске. До отъезда жил в Лыково, работал в потребсоюзе. Все. Остальное легко проверить. Документы мои у вас.

— Фамилия Горбачев вам что-нибудь говорит?

Попов помедлил с ответом, но по лицу его ничего нельзя было прочесть.

— Нет, не припоминаю, — сказал Попов.

— Хорошо, так и запишем. Расскажите, пожалуйста, о своей службе в Советской Армии.

— Вот, значит, о чем вспомнили. Всю жизнь прожил, не вспоминали плохим, а тут… Служба как служба. До конца сорок четвертого мотался по разным частям. В военкомате, наверное, все про меня известно, а сам сейчас всего и не назову. Потом служил в транспортно-ремонтном батальоне. Из него уволился в сорок пятом. Проверяйте. Мы тогда стояли в Германии в городе Ванцлебен. Что еще? В плену и окружении не был. Все.

— Проверим, непременно проверим. Еще один вопрос. Вам знаком Кисляк Вадим Петрович?

— В числе моих знакомых такого нет. Не исключено, конечно, что когда-нибудь и сталкивался с таким человеком где-нибудь на работе.

— Вы ведь знаете, Попов, за что арестованы? Пораскиньте умом.

— Твердо уверен, что произошла ошибка, гражданин, как вас там величать…

Попов в упор смотрел на Фомина, словно желая проверить, какое впечатление произвел на следователя его спокойный ответ.

— Тогда все. Поговорим еще позже. — Фомин прочитал и дал подписать арестованному протокол. Дважды перечитав листы допроса, Попов размашисто расписался.

— Прикажите выдать мне табак, товарищ начальник, — попросил он, возвращая протокол. — Впрочем, по кино знаю, так вас не принято называть, если уж я за решеткой. Гражданин начальник, стало быть. Так?

— Так. В процессе предварительного заключения вам будут выданы сигареты. А трубочку, — Фомин помедлил, — будете курить вот так при наших встречах. Идите, Попов, — он вызвал конвоира.

Был обеденный час, Фомин собрался уже идти в столовую, когда позвонил Михайлов.

— Сергей Евгеньевич, быстро ко мне. Вы были заняты с Поповым, а Брусиловский позвонил мне. Сейчас приедет. Есть какая-то зацепка…

— Остались без обеда, — встретил его полковник. — Садитесь и пейте чай с бутербродами.

— Да ничего, Юрий Михайлович, нам не привыкать.

— Привычка эта не от веселой жизни, — улыбнулся Михайлов и стал с таким аппетитом уплетать хлеб с ветчиной, прихлебывая крепким чаем из стакана, в котором кружилось золотое колесико лимона, что Фомин почувствовал, как у него слюнки потекли.

— Ну, чего скромничаешь, Сергей, сейчас же следуй моему примеру. А ветчина свежая.

Фомин мотнул головой, придвинул к себе стакан стынущего уже чая и мигом проглотил два бутерброда.

— Ну как движутся ваши занятия в области теологии? — спросил Михайлов. — Много ли познали в учении проповедников этой «Славянской миссии»?

— Мишин, по-моему, ушел в этом дальше меня. Последний раз, когда вместе занимались, вел себя со мной чуть ли не наставником. У меня очень со временем туго…

— Оправдываешься? Просто Мишин старательнее. И чем же он тебя поразил?

— Прочитал немецкого социолога Манхейма «Идеология и утопия», назвал блаженного Августина, христианского теолога V века, написавшего «Исповедь», листал какую-то книгу с названием «Левиафан».

— Смотри-ка, как ты все это запомнил. Только смолоду так, с первого раза, запоминается и еще, когда твой товарищ в чем-то тебя перещеголял… А вот и старший лейтенант.

Брусиловский нашел Ольгу, ту, которая могла быть связана с «Пророком». Старший лейтенант объяснил это счастливой случайностью, но Михайлов сказал, что в их работе счастье, как жар-птицу, ловит только старательный сотрудник. Активность, целенаправленный поиск — вот что дает нужный результат.