Пророк (СИ)

— Давай так, — Жерард подошёл, приподнял мою голову за подбородок и заставил посмотреть в глаза. — Если мы достигнем нашей цели, если ты достучишься до Безликого, то спасёшь всех. Но если ты погибнешь, вытаскивая нищих друзей из заварухи, то лишишь шанса на спасение всех остальных. Почувствуй ответственность и научись соизмерять жертвы с поставленной целью. Ставки очень высоки.

Я упрямо кусала губу. Как же это сложно — быть всеобщей спасительницей и не мочь помочь близким.

— Я понимаю. Я могу быть свободна?

— Иди, что с тобой сделаешь? — Жерард устало махнул рукой, и я вернулась в гостиную.

Он каждый день осматривал и лечил мою спину, и рана затянулась очень быстро.

Ферранте я больше не донимала, но вот Хлою бросить не смогла. Она ходила за мной по пятам, заглядывала в глаза, как нашкодившая собачонка, даже грозилась пойти во Дворец Судей и признаться во всех своих грешках, чтобы её вздёрнули на виселице. Как всегда чудовищно переигрывала, но я простила её и в этот раз. Мы снова гуляли по Нижнему вместе в мои редкие свободные от учёбы и благотворительности часы.

— Можешь радоваться: к тупому единоверцу больше никто не ходит. Он теперь вещает для каменных стен, — ехидно смеялась Хлоя, выкладывая последние новости.

— Чему тут радоваться? — Жаль, что не удалось ничего выведать о таинственном боге единоверцев. Но наверное, Жерард прав: тяжело доказать человеку, что ты ему не враг, если он предубежден против тебя. — Он хотел сделать вашу жизнь лучше, пускай и избрал для этого не самый удачный способ.

Хлоя фыркнула:

— Ты слишком добрая. Доброта — это глупость. На добрых все ездят. Лучше быть злым. Чуть что, как вдаришь по сусалам, так никаких наездов к тебе строить не будут. Ну же, я видела, ты можешь, как с тем демоном!

— К сожалению, не все проблемы решаются силой.

— Можно ещё схитрить и что-нибудь свиснуть, — она достала из рукава сахарный крендель.

— Ты что своровала его у торговки?! — С кем я вожусь!

— Светлая госпожа! — позвали за нашими спинами. — Погодите!

Зашаркали сбитые сандалии. Мы с Хлоей обернулись и тут же напряглись. К нам спешил Ферранте, помятый, осунувшийся и уже совсем не такой самоуверенный.

— Вы не приходили на проповеди, — начала он, пытаясь отдышаться. Нагрузку-то совсем не держит.

— Вы дали понять, что мне не рады, — я пожала плечами.

— Приходите сегодня. Мне есть, что сказать.

И ушёл. Мы с Хлоей удивлённо переглянулись.

— Ну хоть поржём.

— Ржут только лошади, Хлоя.

Она показала мне язык.

В ясный полдень мы выбрались на площадь с фонтаном. Без толпы здесь воцарилось гнетущее запустение, дома помрачнели, каменная чаша словно мерцала лунным светом. Вырастали из рисунков побеги лозы, оплетая всё вокруг, и пили жизнь или смерть, наши восторженные голоса или наши же глупые страхи. Не скажешь даже, чего здесь было больше.

Ферранте памятником стоял на бортике, охваченный едва заметной голубоватой дымкой. Завидев меня, он пошевелился. Туманное облако соскользнуло с него, чтобы принять меня в ласковые объятия и раствориться, будто всё примерещилось вместе с ощущением чего-то потустороннего.

Дурацкие предположения Хлои, что Ферранте заманивает нас, чтобы убить, я отмела. Такие если и убивают, то только от испуга, а сегодня от него разило спокойствием и даже смирением.

— Больше никого нет, — заметила Хлоя и стушевалась.

— Мне достаточно, что пришли вы, — Ферранте добродушно улыбнулся и прочистил горло. — Сегодня я хочу поговорить о рабстве.

— Оно запрещено во всём Мидгарде, — напомнила я.

Ферранте качнул головой.

— Не о том рабстве. Я родился в далёком южном городе Хасканда на берегу океана. Мой отец был одним из первых проповедников нашей веры. Я впитал её с молоком матери, вместе с ненавистью и презрением окружающих. Страхом была пропитана вся наша жизнь, как портовый воздух солью и рыбой. Мы боялись Сумеречников, а они ещё пуще боялись нас. Гнали отовсюду, а кто сопротивлялся — вешали. Мой отец не хотел войны, он хотел жить и рассказывать всем, кто желал слушать, о своей вере. Так же хотели и другие наши братья по вере. Одно недоразумение, стычка, а может, кто нарочно подстроил — город вспыхнул ненавистью к нам, хотя никто из нас не жаждал поднимать оружие.

В своих кошмарах я до сих пор вижу насаженные на колья тела наших соседей и друзей. Мы укрылись от гонений в сточной яме, они — нет. Когда мы покидали город, я спросил у отца: «За что люди нас так ненавидят? Почему не видят, что мы не хотим ничего дурного?» «Они рабы своих идей, — ответил отец. — Слепцов можно только пожалеть — они никогда не увидят света». Тогда я решил, что не буду рабом. Мои уши чутко слышат, глаза остро видят, а разум ясно понимает. И всё же я не смог. Моё предубеждение, мой страх взяли верх, и я судил поспешно. Я был рабом, глухим безумным слепцом, но хочу прозреть и освободиться. Простите меня!

Ферранте поклонился в пояс. Я смущённо переглянулась с Хлоей:

— Да ну мы все… погорячились.

— Расскажите мне… про вас… и хм, демонов? Я хочу понять.

Я улыбнулась. Жерард неправ, мы не такие уж и разные.

Глава 24. Королева воров