Зима выдалась на удивление тёплой. Не зарядили ливни, как это бывало обычно. Даже ночами мороз не прихватывал. О снеге никто и не помышлял.
Хлоя маялась со скуки. Перемеряла всю одёжку и украшения, стащила пару пирожков у зазевавшихся булочниц на рынке, а теперь забрела на площадь с фонтаном, где самозабвенно выступал тупой проповедник. Несколько сердобольных бабёнок приходили его послушать, позже к ним прибавилось немного ушибленных на голову забулдыг и романтично настроенных неудачников. Маленькие компании сменяли друг друга, чтобы проповедник не распинался в одиночестве.
Хлоя дождалась, пока он закончил, и слушатели разошлись. Ферранте вежливо поприветствовал её, она увязалась за ним до дома. Лайсве часто захаживала к нему в гости, приносила вкусную еду, шмотки и цацки. Вместе они делили милостыню между теми, кто нуждался и разносили по домам. Хлоя выбирала свою долю первой.
Тупой проповедник млел от каждого взгляда Лайсве и прикосновения. Даже смешно было, как он неуклюже пытался всё скрыть, а она делала вид, что ничего не понимает. Принцесса мямле не достанется никогда, что бы они ни говорили о равенстве.
— А где госпожа Лайсве? — через пятнадцать минут прогулки спросил Ферранте. Обидно! Хлоя тут, а он по другой сохнет.
— Учёба у книжников. Мудрёно всё, я не вникала, — она пожала плечами. Тоже маялась с тоски, когда Лайсве пропадала в Верхнем. Казалось, что не вернётся никогда, и правда, зачем ей, богатой и благополучной, возвращаться к убогой черни?
— У неё кто-то есть? Такая красивая, а до сих пор не замужем. Неужто никто не любит её по-настоящему? — продолжал бормотать он.
Хлоя рассмеялась:
— А это можешь у её бравого Сумеречника спросить, когда он из похода вернётся. Я засеку, как быстро он тебе шею скрутит, — Ферранте понурился, испортив всё веселье. — Думаю, он бы с радостью женился, она же чья-то там дочка, не смотри, что с чернью якшается. Только Лайсве не хочет.
— Почему? Разве это не прекрасно: иметь свой дом, детей? — удивился он, посмотрев наивными блестящими глазами.
— Забот полон рот и кучу спиногрызов в придачу, да кому это нужно? Не женщинам, уж точно. Мы хотим быть свободными и наслаждаться жизнью. Вот я замуж не пойду вовсе, а стану Королевой воров и ни с кем не поделюсь своей славой.
Ферранте передёрнул плечами:
— Ты слишком юна и не понимаешь.
— Ты-то сам много понимаешь. Почему до сих пор не женат? Где хотя бы подружка?
— Моя вера запрещает быть с женщинами вне брака.
Хлоя нахмурилась:
— Ты что девственник? Тебе ж лет двадцать.
— Двадцать два. Воздержание и добропорядочность суть моей веры, за которую я буду вознаграждён. Это единственно правильно. Только так я чувствую себя… человеком, а не этим… как вы их зовёте? Демоном.
— Пф-ф-ф! — Это она здорово придумала — скоротать время с шутом. Лайсве водила её вместе с детворой с округи на представления бродячего цирка «Герадер», который недавно заезжал в Эскендерию, но даже там не было так потешно. — Откуда ты знаешь, как будешь себя чувствовать? Голую бабу видел хоть раз? Титьки и что пониже?
Он недоумённо моргнул, покраснел и опустил глаза.
— Мои братья, что большие, что мелкие от них млеют. Говорят, один раз увидишь — и всё! Остановиться не можешь, только о бабах и думаешь.
— Может… — они замерли на пороге его убогой лачуги. Она была даже хуже того сарая, где жила Хлоя. Когда лил дождь, сверху капала вода и веяло холодом из щелей в стенах. Ферранте закрывал одну дыру, как тут же открывались ещё две. Чисто здесь было, да и только. — Но это не повод опускаться до уровня грязи. Моя вера твёрже камня. Если изо всех сил стараться, быть может, что-нибудь получится хотя бы в моих глазах!
Хлоя хмыкнула. Надо же, какой чистоплюй. Посмотрим, что он запоёт, когда припечёт хорошенько.
Ферранте отпер дверь, на которую не вешал даже ветхого замка, и пригласил её внутрь.
— Так ты собираешься работать? — поинтересовался он и добавил, уловив её недоумённый взгляд: — Надо на что-то жить, раз замуж ты не хочешь.
— Я стану Королевой воров, и все будут приносить мне подати. Братья мне обещали, а раз обещали, значит, сделают. Как их банда станет тут всем заправлять, я буду ходить в мехах и в золоте. Может, мы даже в Верхний переберёмся. А там я засияю краше самой Лайсве, вот увидишь!
— Нажитое нечестно богатство людей не красит. Они гниют изнутри, и в конце концов это становится видно снаружи.
— Пф-ф! Я стану Королевой, и ты будешь мне кланяться!
— Нет, я лучше буду кланяться полотёрке или посудомойке, которые не берут чужого. Не ступай на тёмный путь, он ведёт на дно. Я помогу тебе зажить новой, праведной жизнью!
— Отвянь! Как хочу, так и живу.
Она показала ему язык и сложила руки на груди. Проповедник ничего не ответил и полез в подпол, где в холодной земле стояли горшки с едой.
— Будешь? У меня есть тыквенная каша и квашеная капуста, — донёсся снизу голос.
— А ты что хочешь?
— Хм… капусту.
— Тогда давай мне капусту, а сам ешь тыкву.