Пророк (СИ)

— Ба-а-а, ба-а-а! — проблеяла Торми и высунула язык, широко распахнув рот. — Она поёт и пляшет, как бурливое море. Она зовёт и плачет, не-любовь, не-любовь. Людские грехи сором тёмным в волосах застревают. Не грешите — любите, восхваляйте и ждите. Не придёт — так забудьте. Со мною танцуйте. Всем я накликаю бурю столетия, смерти и бедствия. Танцуйте и смейтесь. Ибо скоро всему конец!

С ней заговорила богиня морской пучины, Седна. Так жутко со стороны. Интересно, со мной было так же или нет? А может, и не будет…

Джурия тоже «выпала»: взгляд стал пустой, пухлые губы зашевелились в немом шёпоте.

Жерард встряхнул Торми за плечо.

— Уберите! Он мешает развлекаться! — завопила она. — Когда я уже на пике, этот голос портит мне настроение. А уж ребят-то как напугал!

Жерард хмурился:

— Тебя озарило во время соития?

Я зарделась.

— Уберите это из моей головы! Я так больше не могу! — Торми взвизгнула и забилась в судорогах.

Жерард нажимал точки на её шее, спине и голове, пока она не затихла, и понёс её в смотровую, чтобы привести в чувство.

Когда Торми пришла в себя, Жерард устроил праздник. Собрались наши наставники. Пили дорогое южное вино и заедали изысканным острым сыром с пшеничными лепёшками.

— Наша рыжая егоза, оказывается, молодец! — впервые хвалил Жерард Торми. Она цвела счастливыми улыбками, растеряв все колкости и ершистый нрав. — Кто бы мог подумать, что путь к Седне окажется таким пикантным! Видимо, надо довериться океану, и он вынесет нас, куда нужно. Выпьем за успех! Конец наших трудов не за горами!

— Это так странно, — шептала Торми.

— Мне тоже поначалу так казалось, но потом я привыкла. Подлинное единение — такое светлое чувство. Когда оно освободится от суетной шелухи, ты тоже почувствуешь. Блаженство и умиротворение, неземная лёгкость. Будто впервые открываются глаза и уши, а грудь наполняется чистейшим самым сладким воздухом. Из гадкого утёнка я превращаюсь в прекрасного лебедя, которому не чета летать среди серых уток! — делилась Джурия своими знаниями. — У меня дома есть список снадобий от головной боли после сеансов. Услышать стихию — ещё полбеды. Нужно сделать связь прочной, устанавливать её по своему желанию в любое время. Будем учиться вместе.

Пока все были заняты весельем, я спряталась на стуле в излюбленном углу, чтобы всё осмыслить.

Джурия изнуряла себя голодовкой и непосильной работой, чтобы на пределе сил приблизиться к божеству. Красивая пышная девушка превратилась в измождённое существо — обтянутый сухой пергаментной кожей скелет с выпирающими суставами. Впалые щёки и заострившиеся скулы выглядели жутко, густые волосы большей частью вылезли, оставив лишь куцый мышиный хвост. Передвигалась Джурия медленно и плавно, будто в трансе. Речь её сделалась певучей, похожей на баллады из глубокой древности, с высокими звенящими словами, полными мрачного тайного смысла. Карие глаза мерцали потусторонним светом, будто она уже пересекла границу видимого мира и обратилась в бесплотный дух.

Разве мы этого добиваемся? Станет ли такой звенящая смехом и жизнелюбием Торми? Стану ли такой я? Стоит ли новая встреча с Безликим человечности?

— Опять хандришь? — испугал меня Жерард, подсевший рядом.

— Простите, я мало занимаюсь и много отвлекаюсь, поэтому осталась глуха к своему богу. Но я, правда, старалась! — я обняла себя руками и вперила взгляд в пол. — Я искала Безликого: рассматривала тени в парке, мучила себя голодовкой и изнурением, пробовала даже опий в «Кашатри Деи».

— И как? — хмыкнул Жерард.

— Только перепугалась и заболела на несколько дней.

— А соитие не пробовала? — усмехнулся он.

Я вспыхнула:

— Тот единственный раз в Хельхейме и так остался клеймом на моей совести. Я не могу предать Микаша, он такой честный. Проще расстаться.

— Я давно это предлагал.

Я кусала губы. Стоит ли встреча с Безликим моих отношений с Микашем? Одинокое служение без привязанностей и сильных чувств. Могу ли я пойти на такую жертву? Не разрушит ли она меня, и всё станет бессмысленным?

— Выбирай. С нами ты движешься к запредельной реальности, недоступной никому, кроме богов и их Норн, или проживаешь обычную жизнь с обычными людьми. Нельзя быть в двух мирах одновременно, — вкрадчиво убеждал Жерард.

— Должен быть другой способ! Я верю!

Он немного смягчился:

— Вряд ли твоей платой станет соитие, опий или изнурение. У каждой стихии свой уникальный путь. Только ты можешь отыскать его в своём сердце. И раньше, раньше всех ты уже это делала. Вопрос в том, что тебе мешает сейчас. Или кто.

Мы долго смотрели друг другу в глаза. Имел ли он в виду Микаша или Хлою с Ферранте? Или мою человечность и свободу?