Пророк (СИ)

— Досточтимые мэтры, пожалуйста, не ссорьтесь. Мастер Клемент, ваши расчёты движения небесных тел поистине впечатляют, как и ваши познания в истории и мифологии, мастер Сезар. Я считаю, что вы оба правы по-своему. Мир может поменять свою ось из-за того, что стихии перестанут его удерживать и подпитывать, а демоны, чуя, что наши силы скудеют, пойдут в наступление.

— Вы все правы, но не понимаете сути, — я встала рядом с Джурией. — Мироздание — это ОНА. Она живая, она есть в каждой крупице нашего мира. Музыку её дыхания можно услышать, если приложить к уху морскую раковину. Стихии, пришедшие с далёких звёзд, усмиряют её и облекают в плоть своими танцами. Наша вера наполняет их могуществом, в то время как мы получаем от них силу и защиту. Но как только нашей веры станет недостаточно, они уйдут за грань, растворятся в сиянии звёзд, откуда и пришли. И мы, их главные создания, погибнем, а ОНА будет всегда, свободная от войн, раздоров и нашего настырного шебуршения в её чреве.

— Шаманская концепция племён юга? — из всех слушателей не смутился один Сезар. — Откуда вам о ней известно?

— От северного шамана.

— Но их там больше нет!

— Один есть, — я улыбнулась и покачала головой.

— Признайся, Сезар, уела тебя наша маленькая странница? — Жерард подкрался настолько неслышно, что я вздрогнула от неожиданности, когда он положил руку мне на плечи. — Некоторые вещи лучше увидеть своими глазами, а не только читать о них. Серьёзные вопросы обсудим завтра, сегодня лучше выпьем за то, чтобы светопреставление никогда не случилось!

Мы чокались кружками и пили пряное вино до дна.

***

— Интересная девушка, — пробормотал Бержедон. — Не такая, как все.

— Милая. Я понимаю, что в ней нашёл Безликий, — усмехнулся Жерард.

— С ней будет тяжело.

— Почему? Ведь она уже видела и верит больше, чем остальные.

— Две другие поборются чуть-чуть и сдадутся. А эта только своей воле повинуется. С ней будут проблемы, — Бержедон истратил на длинную тираду все силы. Подбородок опустился на грудь.

Жерард забрал у него посуду и оставил старика отдыхать.

***

После праздничной трапезы Джурия и Торми проводили меня в жильё для Норн. Оно находилось в десяти домах от лаборатории. Маленький двухэтажный короб с покатой крышей, серый, скромный, с небольшими продолговатыми окнами и без украшений, зато содержали его в чистоте и порядке.

— Общежитие для женщин, которые участвуют в исследованиях книжников. Они здесь не задерживался в отличие от тех, кого берут на постоянную работу в качестве секретарей, писарей или даже судей по женским делам, — рассказывала Джурия, пока мы поднимались на второй этаж по крутой узкой лестнице.

Наша комната располагалась под двускатной крышей.

— Я приехала сюда ещё летом. В зной тут бывает душно, но ко всему можно привыкнуть, — добавила Джурия.

— Только привыкать-то зачем? — фыркнула Торми.

— Ради великой цели можно вытерпеть любые лишения, — ответила я вместо Джурии.

Та просветлела лицом и кивнула.

Просторная комната делилась на три сектора кроватями, стоявшими у разных стен. Рядом тумбочки для умывания, удобные письменные столы с принадлежностями и стульями, вешалки для одежды. Ни загородок, ни ширм. Места достаточно, чтобы не толкаться локтями, но одной побыть не удастся.

Девочки переодевались в одинаковые домашние платья.

— Твоя кровать у западной стены, — любезно указала Джурия.

У изголовья голубой краской был выведен символ Безликого — круглая маска с прорезями для глаз и носа. Я принялась укладывать скудные пожитки в тумбу и развешивать одежду на крючки. Жаль, вещи быстро закончились. От скуки я разглядывала обстановку и своих новоиспечённых «сестёр».

Джурия уселась, скрестив ноги, на кровать у южной стены и уткнулась в толстый фолиант.

— Что это такое? — спросила я, указывая на нарисованное на стене над кроватью дерево с круглой раскидистой кроной.

— Драконово дерево, очень древнее. Первые переселенцы из Муспельсхейма посадили его перед основанием Констани. Символ вечной жизни — матери-земли Калтащ, — объяснила Джурия, отрываясь от чтения.

На столе рядом с её кроватью лежали книги и листы с записями, одинаковые охровые платья висели на вешалке вместе с платками, шалями и плащами.

Над кроватью Торми у восточной стены красовались чёрная и белая рыбки Кои. Символ равновесия мужского и женского начала — символ грозной хозяйки вёльв, Седны. Символ её мужа, Повелителя Морей Фаро — белый кашалот, скорее намекал на неукротимость и невозможность познать таинственную бурливую стихию. Символами его безымянного внебрачного сына часто изображали треуголку и абордажную саблю, явно намекая на его постыдную связь с моряками или даже пиратами, а может, просто на удалой нрав. Удивительно, сколько припомнилось с уроков истории дома!